Я надеялась, что сумею отыскать Альду. Меня страшило только полное незнание языка. Он, кстати, нетрудный, теперь я уже очень многое понимаю и кое-как объясняюсь, но тогда не знала ни слова. Правда, я говорю на финикийском, а этот язык знают, по крайней мере, все купцы, кроме таких мелких торгашей, как те, что мне встретились. Возможно, мне повезло бы в поисках. Но уже в первый день моего пребывания в Мемфисе мне повезло совсем по-другому...
Она замолчала, медленно качая на коленях уснувшего мальчика и задумчиво глядя в постепенно светлеющее небо.
— Ты странно произнесла слово «повезло», Пентесилея, — нарушил молчание Гектор. — Похоже, что это было не совсем везение, да?
— Нет! — она пожала плечами. — Казалось бы, ничего лучшего нельзя было и представить. Я сумела сразу же получить поддержку одного из самых могущественных людей Египта, возможно, самого могущественного. Не смотри так, Гектор, я говорю не о фараоне, но говорю правду... Этот человек сразу указал, как найти Хауфру, теперь главного смотрителя царских конюшен, этот же человек сейчас делает многое, чтобы разыскать моего мужа. Только сегодня я видела чьи-то кости — их нашли в пустыне, неподалёку от того места, где Ахилл и Авлона бежали от египетской стражи. Но это... — она едва заметно содрогнулась, — это не он... Хвала богам!
— Хвала богам! — воскликнул и Гектор. — Значит, обещая мне отыскать Ахилла в случае, если я возглавлю поход против мятежных ливийцев, Рамзес лукавил? Поиски брата и так уже ведутся, и ведутся по приказу кого-то достаточно могучего?
Пентесилея долгим, усталым взглядом посмотрела в глаза герою, отвела взгляд, потом снова посмотрела на Гектора, и её губы сурово сжались.
— Это я посоветовала фараону предложить тебе такую сделку, когда узнала, что ты взят в плен и заточен в подземную темницу, — спокойно сказала она. — Вероятно, это был лучший способ тебя спасти. И ведь я не ошиблась, Рамзес тут же ухватился за возможность получить такого полководца. Но дело не только в этом. Если мы с тобой выиграем эту битву...
— Мы с тобой?! — перебил поражённый Гектор. — Уж не хочешь ли ты оставить здесь младенца и поехать со мной?
— Конечно, я поеду, раз тебя подвергают опасности по моему наущению, — твёрдо сказала амазонка. — Но и не только в этом дело: тогда Рамзес действительно станет искать Ахилла. А сейчас... сейчас очень возможно, только создастся видимость, что его ищут.
— То есть... — прошептал троянец, начиная что-то понимать, — то есть тот человек, что тебе помогает, может тебя обманывать?
— И я почти уверена, что обманывает! — голос Пентесилеи был сейчас прежним, таким, каким раньше говорила непреклонная царица амазонок. — Он обязан мне жизнью, но это ничего не значит... Послушай, Гектор... видишь, светает? Сейчас взойдёт солнце. Я прерву свой рассказ, чтобы ты дал имя сыну своего брата.
Гектор взглянул в окно. Луна давно исчезла, и алое сияние на востоке подтверждало слова амазонки: рассвет стремительно наступал.
— Прикажи принести чашу чистой воды, — попросил он.
— Я сама принесу! — Пентесилея соскочила с подоконника. — Держи малыша.
Троянский царь медленно и осторожно развернул топкие пелёнки и взял в ладони розовое упругое тельце. Младенец проснулся, вновь открыл свои удивительные глаза и опять улыбнулся — ему, наверное, нравилось улыбаться.
Пентесилея быстро вернулась и поставила на подоконник большую стеклянную чашу[20]. Сквозь светло-зелёное стекло вода, чистая, как роса, сверкала и изумрудно переливалась, будто частица морской волны.
— Вот.
Гектор заколебался.
— Пентесилея... Ты действительно ещё никак его не назвала? Ну... для себя хотя бы?
Амазонка посмотрела на него тоже с некоторой нерешительностью.
— Я... Ну, конечно, про себя я называла имя, но вслух никогда. Солнце первым должно его услышать. А потому называй, как решил ты, и, быть может... — тут она чуть заметно улыбнулась, — наши решения совпадут.
— Пусть будет так. И какого бога мне просить о покровительстве для сына величайшего из героев?
20
Египтяне очень рано научились выплавлять тонкое чистое стекло и делать из него красивые большие сосуды.