Везир вошёл в комнату Пентесилеи один — его воины и рабы-нубийцы, сопровождавшие колесницу, остались у порога дома. Только Хауфра, первым принявший придворного, следовал за ним, но и он остановился возле двери.
Панехси сделал несколько шагов и остановился. Он успел увидеть своими неподвижными глазами сразу всю комнату и всех, кто в ней был, но его взгляд остановился только на лице царицы амазонок.
— Здравствуй, Пентесилея! — на миг он застыл в двух шагах от неё, затем слегка поклонился. Везир кланялся очень редко, и со стороны это выглядело так, будто он сам себя потянул за невидимую нить и немного изогнул.
— Здравствуй, Панехси! — ответила молодая женщина, не шелохнувшись. — Но ты кланяешься мне в присутствии моего царя. Это не годится.
Везир улыбнулся.
— Вот как! У тебя сеть царь? У амазонок бывают цари?
— Я оставила свой народ, — спокойно, будто впервые что-то объясняя, сказала Пентесилея. — У меня есть муж, и я ему повинуюсь. А он повинуется своему царю и своему брату. Имя царя Трои — Гектор, ты знаешь его, и сейчас он перед тобою.
Гектор подошёл к ней и стал рядом, тем самым вынудив Панехси посмотреть на него снизу вверх. Тот, видимо, понял это, и его чёрные глаза сверкнули. Одновременно, попав в полосу света, остро сверкнул громадный скарабей, выточенный из редчайшего чёрного алмаза и вделанный в золотое ожерелье везира.
— Здравствуй, троянский царь, непобедимый Гектор! — сказал египтянин, едва заметно сделав ударение на слове «непобедимый». — Я — везир Великого Дома, моё имя — Панехси, и это ты уже знаешь. Мне и с тобой нужно поговорить, но сначала я должен поговорить с Пентесилеей.
— Говори, — спокойно произнесла царица амазонок. — Вряд ли у нас с тобою есть тайны, которые от кого-то нужно скрывать.
По лицу везира скользнула тень, его губы негодующе дрогнули, но он овладел собой.
— Хорошо. Как хочешь, Пентесилея. Вопрос у меня к тебе всего один... Мне сказали, что ты намерена принять участие в походе против мятежных ливийцев.
Она кивнула.
— Да. Я приму в нём участие.
Панехси нахмурился.
— Я не могу тебе этого позволить!
Он произнёс эти слова резко и твёрдо, словно не ожидал возражений. Гектор, зная Пентесилею, подумал, что сейчас последует вспышка её гнева. Однако царица амазонок осталась невозмутимой.
— И не позволить тоже не можешь, Панехси, — пожала она плечами. — Приказ о походе отдан фараоном, а отрядом командует брат моего мужа. И тот, и другой знают о том, что я буду в отряде.
— Но готовлю этот отряд и выделяю ему снаряжение я! — теперь везир уже не скрывал ни волнения, ни раздражения. — И если я скажу фараону...
— То ничего не изменится, — в синих глазах Пентесилеи сверкнули и погасли колючие искры. — Для Рамзеса главное — победа в этом походе. А для тебя?
— Твоё участие победы не обеспечит! — зло произнёс Панехси.
Она рассмеялась.
— Я не такой великий полководец, как Гектор, но сражаюсь я не хуже. И раз уж Гектору дают для битвы с тремя тысячами врагов всего полторы тысячи воинов, то я буду совсем не лишней.
— Ты можешь погибнуть! — проговорил везир, и страх, прозвучавший в его голосе, вдруг объяснил Гектору, что происходит и что движет сейчас этим могущественным царедворцем. Он смотрел на Пентесилею, и этот взгляд, и дрожь в голосе против воли его выдавали... Кажется, Пентесилея тоже прекрасно это понимала, и она была готова к этому разговору заранее.
— Любой воин может погибнуть, Панехси. И это не повод избегать битвы.
— У тебя — маленький сын! Или ты не женщина? — почти с мольбой проговорил везир.
— У моего сына есть отец, которого я хочу ему вернуть, а это во многом зависит от нынешнего похода, — ответила молодая женщина, приподнимая младенца и прикасаясь губами к его выпуклому лобику. — Я права, Патрокл? Да?
Лицо везира совсем потемнело. Он не привык, чтобы ему возражали, а что ещё хуже — сейчас он был бессилен, он не мог настоять на выполнении своей воли, и это приводило его в бешенство.
— Сто против одного, что твоего мужа нет в живых, и ты сама это понимаешь, Пентесилея! — глухо произнёс он, отводя глаза от её пронзительного взгляда. — И если погибнешь ты, у мальчика никого не останется.