— Менелай, брось! — произнёс вслед за локрийцем Иодамант, которого возможность драки с неукротимым и сильным, как бык, Неоптолемом, а также, вероятно, с несколькими десятками его воинов совершенно отрезвила. — Брось, не затевай драку... Гекторов щенок вырастет ещё не завтра, сейчас он безвреден. Идём отсюда!
Они ушли. Неоптолем какое-то время смотрел им вслед, продолжая стискивать потными пальцами рукоять меча. Гнев в его душе перемешивался с досадой: стоило ли так явно выходить из себя? Но можно ли было ответить по-иному на такое требование?
Уже в открытом море, убедившись, что его корабли идут в отдалении от прочих ахейских судов, юный базилевс отдал несколько распоряжений кормчему и гребцам и подошёл к мачте, где в тени паруса, среди тюков и бочек, сидела Андромаха с малышом и собакой. Прочие троянские пленники, ставшие добычей Неоптолема, плыли на других мирмидонских кораблях.
— Я уже знаю, кто ты такая, — сказал базилевс, когда женщина подняла к нему обведённые тёмными кругами, сильно запавшие глаза. — А этот пёс действительно принадлежал моему отцу?
— Да, — ответила Андромаха, и мальчика поразила мелодичность и одновременно тусклая однозвучность её голоса — он словно погас от тоски. — Этого пса зовут Тарк. Ахилл и Патрокл нашли его слепым щенком и сами выкормили. Если не веришь, взгляни, как он на тебя смотрит... Он рычит на всех остальных и никого к нам не подпускает, а тебе вериг.
Громадный пёс и в самом деле не встретил мальчика рыком. Правда, он и не проявил никаких других чувств — просто чутко втягивал воздух, пытаясь попять, отчего в общем незнакомый запах Неоптолема вызывает в нём ощущение, что это свой.
Однако, когда Неоптолем протянул руку, желая коснуться загривка собаки, Тарк отодвинулся и, не издавая не звука, по-волчьи приподнял верхнюю губу, показывая свои страшные клыки.
Неоптолем усмехнулся.
— Кусачий! А ты, женщина? Ты будешь кусаться и царапаться? Наши воины говорили, что некоторые пленницы так и делали...
Андромаха молчала, продолжая снизу вверх смотреть на него своими огромными глазами, утонувшими в синих впадинах. Ребёнок спал на её коленях.
— Это правда, что мой отец был другом твоего мужа? — спросил юный базилевс, невольно отводя глаза.
— Правда, — в погасшем голосе женщины будто что-то ожило и потеплело. — Они были врагами, но потом всё изменилось.
— Я этого не понимаю, не могу понять... — мальчик пожал плечами и впервые почувствовал, как ему мешают доспехи, здесь, в море, совершенно бесполезные.
«Надо снять их!» — подумал он.
— Что ты с нами сделаешь? — тихо спросила Андромаха.
— Ты будешь моей наложницей, — не раздумывая, отвечал он. — А мальчик... Пока он маленький, он останется при тебе, а там посмотрим.
Она вновь опустила голову. Ветер раскидывал во все стороны, словно пену на волнах, её сверкающие бронзовые кудри. Тарк, ясно ощутив её напряжение, тихо зарычал.
Неоптолем огляделся, отыскал среди бочек и ящиков длинный прочный ремень, взял его и протянул Андромахе:
— Привяжи пса. К мачте. Если он кого-нибудь искусает, воины станут требовать, чтобы я его убил, а мне бы этого не хотелось. Ты поняла?
— Он никого не тронет, — тихо проговорила женщина.
— Привяжи, я сказал! — уже с угрозой в голосе потребовал базилевс. — Не смей мне перечить!
— Хорошо.
Она встала, осторожно опустив спящего ребёнка на лежавший рядом мешок, и поманила пса.
— Иди сюда, Тарк. Иди, так нужно...
Ночью заштормило. Это была ещё не буря, но волны поднимались высоко, корабль мотало и кренило из стороны в сторону, а вода с взрыхлённых пеной макушек волн то и дело пролетала брызгами над бортом и окатывала гребцов. Судно, однако, не перестало слушаться руля и вёсел и шло, не меняя направления.
Неоптолем на некоторое время сменил у рулевого весла кормчего, когда же гот, передохнув, вернулся на своё место, юный базилевс вновь прошёл туда, где, укрывшись куском парусины, крепко прижимая к себе сына, сидела Андромаха.
— Боишься шторма? — спросил он, откидывая парусину.
Лицо Андромахи было бледно, но казалось почти спокойным.
— Я боюсь только за Астианакса. Видишь, ему совсем худо от этой качки.
— Придётся привыкнуть. Нам ещё долго плыть.
Он наклонился, подхватил малыша под мышки и, почти силой отняв у матери, посадил на какой-то сундук. Астианакс взглянул на него расширенными глазами и вскрикнул от испуга.