Гунгунум, верховный жрец Ана, пришел ко мне однажды утром. Мои слуги облачили меня в полное царское облачение со всеми регалиями, и я пошел с ним в дворцовый храм. Там я пал на колени перед небесным Отцом. Гунгунум сорвал с меня все знаки царского достоинства, надавал мне пощечин, выдрал меня за уши и всячески унижал меня перед богом. Он заставил меня поклясться, что я не сделал ничего дурного перед лицом богов. Когда все это закончилось, он помог мне подняться, одел меня и вернул мне царские регалии.
Потом он вручил мне чашу, в которой лежали тонкие опилки из сердцевины пальмы и юный побег финикового дерева. Эти деревья мы считаем священными, ибо у них столько же полезных свойств, сколько дней в году. Они дают нам питье и пишу, волокно для веревок и сетей, древесину для строительства и утвари и много что еще! Это божественные деревья. И я принял чашу из рук жреца, и вкусил опилок пальмовой сердцевины. Думузи тут же вошел в меня.
Разумеется я говорю о боге Думузи, а не об этом глупом, недалеком царе, кто взял себе это имя. Сердцевина пальмы — это та сила дерева, что рождает новый плод. Эта сила и есть бог плодородия Думузи, и когда я съел ее, сила плодородия вошла в меня. Теперь все плодородие воплотилось во мне. Я был древесным соком, устремляющимся вверх по стволу, я был цветком, я был семенем. Я был силой, что оплодотворяет финики и ячмень, пшеницу и фиги. Я
— дождь. От меня потекут реки. От меня потечет молоко и мед, вино и пиво. Божество билось во мне, готовое разорваться от силы новой жизни нового года. Когда я посмотрел вниз на свое обнаженное тело, то увидел, что скипетр моего мужества напряженно отстоит от моего тела, словно протянутая третья рука, и что в нем пульсирует жизнь.
Но Думузи без Инанны ничего не может. Настало время излить силу божества в ее готовое лоно.
И вот — о, наконец-то! — настала ночь Священного Брака. Луна ушла в свою опочивальню. В то утро я омылся чистой водой из фонтана при храме Ана, потом прислужницы умастили меня маслами — все мое тело, все члены, использовав золотистое масло, выжатое из самых сочных плодов. Я надел корону и юбку, оставив верхнюю часть тела обнаженной. Меня отвели в Дом Думузи без окон на окраине города, где я провел полдня, освобождая свой ум от всего, что не было связано с богом. Я был как во сне, лишенный всего личного, полный только богом Думузи. С наступлением ночи я отправился на лодке — путешествие должно было проделано по воде: царь вплывает в город, как семя вплывает в лоно — к пристани, ближайшей к округу Эанны, а оттуда пешком к Белому Помосту и храму, где меня ждала богиня.
Я взошел на Помост с его западной стороны, не глядя ни влево, ни вправо. На кожаном поводке я вел чернорунную овцу, а на руке держал крохотного козленка — это были подношения Инанне. Может быть, воздух в ту ночь был прохладный, а может, теплый; наверное, звезды ярко сияли или, наоборот, были окутаны туманом, может быть, дул легкий ветерок, пахнувший яблоневым цветом, а может, и не было ветерка. Я не знаю. Я ничего не видел и не чувствовал, кроме блистательного храма перед собой и гладкого кирпича под босыми ногами.
Я вошел в храм и отдал козленка жрицам, а овцу — жрецу, направляясь в длинный зал. Там стояла Инанна. Живи я тысячу лет — и то не увидел бы более великолепного зрелища.
Она сияла, как солнце. Она была великолепна. Ее омыли, умастили маслами, окутали ее наготу украшениями из слоновой кости, лапис-лазури, золота и серебра. Белоснежные поножи красовались на ее ногах, и золотой треугольник прикрывал ее лоно. Большие украшения из лапис-лазури лежали у нее на груди, в волосы были вплетены золотые нити. Это были всего лишь украшения, я их видел и раньше. Они были на ней в ночь ее первого Священного брака, когда она сочеталась браком с Думузи, и на ее предшественнице, во времена Лугальбанды. Меня потрясло не великолепие украшений, а величие богини, исходившее от нее. Как я стал воплощением мужской силы — как мучительно было биение моих чресел, напоминавшее мне об этом! — так и она теперь была воплощением сияющей женственности. От золотого треугольника в основании ее живота исходила волна за волной мощная сила, словно лучи солнца.
Улыбаясь, она протянула мне руки. Ее глаза встретились с моими. Я мысленно перепрыгнул через пропасть лет, когда я, в этом самом храме, заблудился, а девочка Инанна нашла меня, и говорила мое имя, и обещала мне, что я стану царем, а она будет лежать в моих объятиях. Я вспомнил, как моя щека прижималась к ее маленькой груди, а ее притирания резким запахом дразнили мое обоняние. И вот воистину теперь свершилось все, что она мне предрекала, и мы стояли в храме лицом к лицу в ночь Священного Брака, а ее глаза, сияющие, как оникс при свете факелов, горели огнем богини.