— Ты должен спасти дерево, — сказала она.
— Как мне сказали, в нем поселились три демона.
— Ты это тоже знаешь?
Я указал кивком головы на Лугал-амарку.
— Не я. Это он увидел и сказал мне.
Горбун сказал, разведя руками:
— Это очевидно, госпожа моя.
— Конечно, — сказала она и подошла к дереву. Она бросила на меня взгляд.
— Вот, смотри. Змея, на которую не действует никакое колдовство, поселилась здесь. В коре дерева птица Имдугуд свила себе гнездо и растит тут своих птенцов. А здесь, в стволе дерева, теперь живет Лилиту, дева одиночества и отчаяния, пожирательница душ.
Я смотрел на нее. Слова Инанны падали мне в душу, словно звон колоколов. Что значит быть царем в Уруке? Я должен каждый день выполнять какой-то ритуал, а по особым дням даже три? Змея, неподвластная никакому колдовству. Птица Имдугуд? Вампир Лилиту? В земле, у основания ствола, действительно была нора. Я заглянул туда, но ничего не увидел. Не увидел я и гнезда в ветвях, и дупла в стволе, где мог бы поселиться демон. Я перевел взгляд с Инанны на Лугал-амарку, потом снова на Инанну. Три демона, и я должен их выгнать! Если бы только я мог пожать плечами и уйти, вернуться в свой дворец к делам, которые осязаемы и ощутимы для смертного. Но я должен был выполнить волю Инанны, иначе через час весь Урук будет знать, что Гильгамеш уклонился от своего долга и боится невидимого мира. Я почувствовал отчаяние, которое невозможно передать словами. Я стоял и думал только одно: каналы, каналы, каналы!
Я сказал:
— Мы расправимся с этими существами!
Я приказал Луга-амарке сварить зелье, да такое мерзкое, такое вонючее, чтобы ни одно существо не могло выдержать, даже змея, которая неподвластна никакому колдовству. Я велел приготовить зелье как можно скорее. Я отправил воина Бир-Хуртурре — моего мучителя в детстве, а теперь одного из моих ближайших советников — во дворец за моим топором. Я велел жрицам принести толстую и прочную веревку из храма Энмеркара. Мы расправимся с этим демонами здесь и сейчас. Еще первые дни своего правления я понял, что главное в управлении людьми — внушить уверенность и показать свою решимость.
Горбун вернулся быстро, неся бронзовый кувшин, наполненный какой-то пузырящейся желтой мерзостью, отливавшей то красным, то зеленым, и такой едкой и зловонной, что я удивился, как она не проделала дыр в бронзе. Горбун был горд.
— Клянусь Энлилем, отлично! Ничего лучше не придумаешь!
Давясь от омерзения и затыкая нос я вылил из кувшина зелье в нору возле корней дерева. Земля зашипела там, где жидкость пролилась на нее. Я готов поклясться, что даже края дыры отшатнулись от омерзения. Мы ждали. Через некоторое время в норе послышалось шуршание, и в темноте заблестели злобные желтые глаза, и показался черный раздвоенный язык. Змея, что не знает колдовства, не слушает ни Ана, ни Энлиля, ни даже Инанну, владычицу всех змей.
— Дай мне топор, — тихо приказал я Бир-Хуртурре.
Медленно-медленно выползала змея из своей норы. Кожа ее была темнее ночи, в желтых кольцах, а гибкое тело было толщиной чуть не с мою руку. За моей спиной жрицы пели священные гимны, и кто-то из моих воинов бормотал заклинания. Я не чувствовал никакого страха: змея выглядела такой несчастной и жалкой, такой больной и очумелой от жуткого зелья. Я замахнулся топором и разом разрубил змею надвое. Рассеченные половинки свивались и закручивались, из змеиной пасти неслось шипение, она, кажется, собиралась плюнуть в меня ядом. Я слышал за своей спиной всхлипывания и молитвы.
Еще несколько мгновений — и змея замерла навеки.
— Один, — сказал я.
Потом я взял толстую веревку, принесенную из храма, обернул ее вокруг ствола и завязал у себя за спиной, чтобы упираясь ногами в ствол и держась за веревку, я смог бы подтягивать себя вверх, словно бы шагая по стволу, поднимаясь все выше и выше. Кора была морщинистая и старая, и там, где я сдирал ее своими подошвами, она источала аромат миндаля или тонкого вина.
Я добрался до середины ствола, где, по словам, обитала женщина-демон Лилиту, темная дева, живущая в разрушенных местах и приносящая скорбь путешествующим. Если бы я остановился подумать, я насмерть перепугался бы. Бывают времена, когда не размышляешь. Я схватил конец веревки в одну руку, а другой крепко хлопнул по стволу:
— Лилиту! Лилиту! Ты меня слышишь? Я Гильгамеш, царь Урука. — Я засмеялся, чтобы показать, что не боюсь ее. — Услышь меня, Лилиту! Я запрещаю тебе жить в этом дереве, оно принадлежит Инанне! Я запрещаю тебе! Я запрещаю тебе! Прочь, прочь, изыди!
Послушается ли она? Я в это верил. Имя Инанны обладает огромной силой. Я еще дважды шлепнул по стволу, не дождался ответа и полез выше.
— Два, — сказал я.
В кроне дерева, по словам Инанны, гнездилась птица Имдугуд с птенцами. Я всматривался в плотно растущие ветви, но не увидел ничего. Я полез выше, но уже не шагая по стволу, а хватаясь руками за ветви.