Я кивнул Энкиду. Мы вместе взялись за кольцо на двери и вместе подняли дверь с земли. Хотя говорят, что оторвать от земли эту дверь — трудная задача, мы подняли ее легко, точно перышко. Из ямы донесся застоявшийся запах подземелья. Руки мои похолодели. Кожа на лице стянулась. Я почувствовал дыхание смерти, выходящее из преисподней. Я посмотрел вниз, но ничего, кроме кромешной тьмы, не увидел.
Обряд, который я придумал, начинался с принесения в жертву ячменя, который я сам бросил в пасть туннеля. Если прямо у входа в туннель и есть какие-то злобные и мерзкие существа, то они моментально начнут ссориться из-за ячменя и не появятся, даже когда будет открыта дверь. Потом жрецы Ана, и Энлиля, и Уту, и Энки вышли вперед и совершили возлияния меда, молока, пива, вина и масла. Это прибавило нам уверенности, что с нами пребывает добрая воля богов. Малышка, дочь одного из жрецов, подвела ко мне белую овцу, которую я заколол одним взмахом лезвия на жертвеннике, который Энкиду воздвиг прямо над входом в туннель. Яркая кровь брызнула, побежала по тонкой нежной шее, овца вздрогнула, вздохнула, печально посмотрела на меня и умерла. Это был дар, предназначенный стражу ворот Нети, чтобы он не дал демонам вырваться в горный мир. Я провел полосу кровью себе на лбу, а еще одну — вниз по левой щеке — в знак защиты.
Совершив все это, жрецы и я встали на колени у входа в туннель и стали читать заклинания запечатывания и закрытия — нашу окончательную защиту. Эти заклинания преградили путь ненасытным демонам. Я знал, что ни дальние ворота, ни эта дверь-люк не будут преградой для злого духа, который решится выбраться из подземелья. И ворота, и эта дверь были хороши только для того, чтобы смертный люд не заблудился и случайно не забрел в мир мертвых. Только заклинаниями могут обитатели подземного мира быть замурованы там, где их место.
Я был в страхе. Кто бы я ни был — сама преисподняя стояла передо мной нараспашку. Я слышал, как черные воды ее скрытых рек плещутся о невидимые берега. Вокруг меня поднимался едкий дым ее смертельных испарений. Он вился вокруг меня, словно голодные ядовитые змеи. Но все же, как бы я ни был испуган, я был еще и полон высокой дерзостью своей цели. Ибо я был тот Гильгамеш, что еще ребенком сказал: Смерть, ты мне не противник! Смерть, я одолею тебя!
Мы продолжали петь заклинания. «Все вы, что вознамерились причинить нам зло, под каким бы именем вы ни прятались, чье сердце замышляет недоброе против нас, чей язык поносит и изрыгает хулу на нас, чьи уста отравляют нас, по чьим следам идет сама смерть: я вас заклинаю и изгоняю!» — кричал я. — «Я налагаю запрет на ваши уста, я налагаю запрет на ваш язык, я налагаю запрет на ваши голодные глаза, на быстрые ноги, на крепкие колени, на руки загребущие. Этими словами я связываю вам руки за спиной, будь ты дух бесприютный, дух непомянутый, дух никому ненужный, жертвы не получивший, дух не утоливший жажды, дух без потомства, что бы ни заставило тебя блуждать — я велю тебе остаться внизу в преисподней. Эрешкигаль и Гугаланной, Нергалем и Намтару, заклинаю тебя во веки веков никогда не выходить за эти ворота. Мощью Энлиля, что во мне, Аном и Уту, Энки и Ниназу, Аллату, Иркаллой, Белит-сери, Апсу, Тиаматом, Лахму заклинаю тебя…»
Вот такие заклинания повторял я певуче. Я сковал существа внизу всеми именами, которые можно считать святыми, кроме одного: я не сковал их именем Инанны. Хотя она была богиней, покровительствующей городу, я не мог заклинать духов ее именем. Я знал, что это будет пустым звуком, пока жрица Инанна — мой враг.
И как раз потому, что я не заклинал духов именем Инанны, я не был уверен, что мои заклинания действительно сильны. Поэтому я взял с собой на церемонию священный барабан, который великий мастер Ур-нангар сделал мне из дерева хулуппу. Я хотел ввести себя в божественное состояние перед всем. народом Урука, чего я никогда раньше не делал. А потом я послал бы свой дух в туннель. Я мог бы даже дойти до ворот преисподней: моему духу не было преград, и он мог блуждать, где угодно. Таким образом я мог бы проверить, действительно ли наши заклинания запечатали проход.
Я сказал Энкиду:
— Пока я это делаю, пусть все кругом веселятся и танцуют. Дай знак, пусть музыканты начинают.
Почти сразу же звуки труб и фанфар наполнили воздух. Я низко наклонился над своим барабаном и начал медленно и тихо постукивать. Я чувствовал, что нахожусь перед лицом тайны, которая зовется жизнью после жизни, и знают ее только боги. Все ощущения мира живых вокруг меня исчезли. Были только барабан и настойчивый тихий ритм, который я выстукивал. Он овладел моей душой. Он поднял меня над землей. Я видел, как из туннеля поднимается пелена, словно пламя, прохладное и голубое. Меня наполнило гудение, я почувствовал присутствие божества в своем теле, что-то дикое и неуправляемое просыпалось во мне. Дыхание мое участилось, глаза затуманились. Я захлебывался, будто море проглатывало меня.