А Гильгамеш? Где он? Сидит себе в таверне в Дильмуне и ждет, когда его призовут на остров Зиусудры, чтобы он попробовал вымолить себе вечную жизнь! Неужели это поступок царя?
Я не знал, что мне делать. Я сидел как каменный.
Но прибывший из Ура еще не кончил рассказывать новости. Старый Месаннепада был мертв. Его трон занял сын Мескиагнунна. И он не терял времени, чтобы показать всем, что будет продолжать политику своего отца. Месаннепада начал строительство в Ниппуре храма Энлиля. Новый царь не только продолжил строительство храма, лично присматривая за этим, но чтобы показать свою заботу о процветании Ниппура, приказал восстановить и древний обрядовый центр, известный как Туммаль, который пришел в полное разрушение после кончины Акки. Все хуже и хуже! Эти цари Ура смотрели на Ниппур как на свою колонию. Нет, думал я, этого не должно быть. Пусть себе строят храмы в Уре, если им так хочется. Пусть присматривают за своим городом и оставят Ниппур в покое! Я изо всех сил удерживался, чтобы не встать тут же, схватив этих двоих из Ура, не сшибить их головами вместе и приказать, чтобы они убирались обратно в свой городишко и сказали своему царю, что царь Гильгамеш из Урука собирается пойти на него войной!
Но я остался сидеть на своем месте. У меня было дело к Зиусудре. Я проделал долгий путь. Я не мог уехать просто так, какие бы спешные дела ни призывали меня в Урук. По крайней мере, мне тогда так казалось. Может быть, я был неправ. Я наверняка был неправ. Но мне кажется, что все-таки я тогда поступил правильно и я не желаю об этом. Если бы я выбрал именно тот момент, чтобы вернуться в мой родной город, я никогда бы не познал ту величайшую мудрость, которую знаю теперь.
В эту ночь я почти совсем не спал. И в следующие дни я плохо чувствовал себя по ночам, почти не в состоянии заснуть. Я не мог ни о чем думать, кроме наглости и дерзости Мескиагнунны, который гарцует в самых святых местах Ниппура, будто он стал его царем! На пятый день, а может на шестой, появился лодочник Сурсунабу и сказал мне своим скрипучим голосом:
— Едем со мной на тот остров, где живет Зиусудра.
35
Остров был плоский, песчаный, и в отличие от окруженного высокими стенами Дильмуна, абсолютно незащищенный. Кто угодно мог пристать к берегу и запросто пройти прямо в дом Зиусудры. Когда Сурсунабу втащил свою лодку на берег, я заметил, что вдоль берега в три ряда стояли маленькие полированные каменные столбики, очень похожие на те, которые я так бездумно разбросал в своем безумном гневе. Я спросил его, что это значит, и он ответил — это знаки милости Энлиля, данные Зиусудру во времена потопа. Они защищали остров от врагов: никто не смел ступить сюда ногой, пока знаки стояли здесь. Куда бы Сурсунабу ни отплывал — в Дильмун или на главный берег, — он всегда брал с собой в лодку один или два таких камня. Они оберегали его в дороге. Тогда я почувствовал еще более жгучий стыд за то, что я натворил на берегу, разбив и разбросав эти священные камни, словно дикий буйвол в ярости. Но очевидно я был прощен, поскольку Зиусудра соизволил разрешить мне приехать сюда.
Я увидел что-то вроде храма почти в центре острова: длинное низкое здание с выбеленными стенами, которые сияли в солнечном свете. До меня, внезапно дошло, что в этом здании, в нескольких сотнях шагов от меня, ждал меня древний Зиусудра, тот, кто пережил потоп, кто ходил рука об руку с Энки и Энлилем. Воздух был неподвижен. Здесь царила глубокая тишина. Возле главного здания было десять-двенадцать зданий поменьше, несколько вспаханных участков. Это все. Сурсунабу провел меня к маленькому квадратному дому с единственной комнатой без мебели и оставил меня там.
— За тобой придут, — ответил он мне.
Это время, неповторимое в жизни, когда я находился на острове Зиусудры. Время словно остановилось. Сколько времени я просидел там в одиночестве — день, три, пять — не могу сказать.
Я был нетерпелив. Я подумывал о том, чтобы пойти в главное здание и самому найти там патриарха, но я знал, что это только повредит тому делу, ради которого я здесь. Я шагал по пустой комнате из угла в угол. Я смотрел на море, солнечное сияние которого слепило мне глаза, и думал про Мескиагнунну, царя Ура. Я думал о своем сыне-младенце Ур-лугале, и спрашивал себя, станет ли он когда-нибудь царем? Проходили часы, а за мной никто не приходил. Наконец я почувствовал, как великая тишина этого места просачивается в мою душу. Я начал успокаиваться. Это было удивительное чувство. Впервые я ощутил гармонию всего, что меня здесь окружало. В этот момент меня не волновало, что делает Мескиагнунна, или Инанна, или Ур-лугал. Не важно было, нахожусь я здесь десять дней, десять лет или еще больше, словно время прекратило существовать. Но затем это блаженное чувство прошло, и я снова стал раздраженным и нетерпеливым. Сколько времени мне еще сидеть так? Они забыли, что я Гильгамеш, царь Урука? Меня дома ждали важнейшие дела! Да и успею ли я домой к обряду зажигания священной трубки? К празднику статуи Ана?