Да, их рассказ тоже начинался с гнева богов, который был вызван недостойным поведением людей — их ссорами, жадностью, мелочностью, злобой, жестокостью. И воистину, бог наслал дождь, продолжавшийся неделя за неделей. Реки вышли из берегов, затопив равнины, разрушая стены городов, деревни и поля. Разрушения были страшны, и было взято немало жизней.
Но тут история начинала отличаться от той, что я знал: так от накатанной и всем известной дороги отходит нехоженная неведомая тропа, которая приводит тебя в незнакомое место. Я услышал имя Зиусудру, и стал слушать внимательнее. Вот что я услышал:
«Мудрый и сострадательный Энки пришел к Зиусудре, царю Шуруппака, и Сказал ему: „Подними, о царь, и отложи про запас пищу и все полезные вещи всяких родов, и уйди сам с людьми своя на высокие земли. Ибо разрушения будут велики“. Зиусудра не вопиял в отчаянии, но немедленно все выполнил. Собрал запасы провизии, вещи нужные всяких родов, навьючил их на спины вьючных животных, и вместе со своими людьми пошел в высокие холмы, и оставались они там, пока потоп бушевал на равнинах. И не спускались они, пока не утихла стихия».
Где же великий ковчег, который построил Зиусудра? Куда он погрузил своих людей и зверей всякой твари по паре? Как насчет путешествия по морю, покрывшему весь земной лик? А как же голубка, которую он послал, и ласточка, и ворон? Сказка и легенда? История, о которой пели жрецы не упоминала таких красивых подробностей. Это был просто рассказ о скверном дождливом времени, бурных реках, сообразительном царе, который быстро и решительно действовал, чтобы уменьшить, если не предотвратить, катастрофу для своего города. Чем дольше я слушал, тем обычнее и будничное казалась эта повесть. Когда царь спустился с холмов в долину, Шуруппак и другие города были в ужасном состоянии, забитые илом и грязью. Деревни смыты водой, скот и урожай погибли. Запасы, хранимые в амбарах, были уничтожены. В Землях наступил голод. Но в Шуруппаке он был не так силен и страшен, как в других местах, потому что об этом позаботился Зиусудра. Вот и все. Никакого моря, пожравшего землю, никакого ковчега на шесть палуб, никакой голубки, ласточки и ворона. Я не мог этому поверить. Так все просто? Жрецам не свойственно упрощать вещи. Но вот вам, пожалуйста, стояли жрецы и говорили, что никогда не было всеразрушающего Потопа, был только очень скверный сезон дождей и трудные времена.
Но если так оно и было, то как же с остальной частью этой истории, когда Энлиль пришел говорить с Зиусудрой и его женой, взяв их за руки, и сказал им так: «Вы были смертны, но теперь вы уже не смертны. С этих пор вы станете, как боги, будете жить вдали от рода человеческого, в устьях рек, в золотой земле Дильмуна». Что же, это тоже всего-навсего сказка? И я прошел полмира, чтобы это узнать? Я прошел полмира ради сказки? «Зиусудра не существует», — сказала мне хозяйка таверны Сидури. Неужели это так и есть? Как же я был глуп, пустившись в такое путешествие. «Гильгамеш, Гильгамеш, куда ты бежишь? Ты никогда не найдешь той вечной жизни, которую ищешь».
Мною овладело отчаяние. Я был в смятении, стыд охватил меня.
Именно тогда старый жрец Лу-нинмарка положил руку мне на плечо и сказал: «Поднимись, Гильгамеш, омойся, надень новую одежду. Нынешний Зиусудра хочет видеть тебя сегодня».
Когда я был готов, он повел меня в главный храм. Я чувствовал странное спокойствие — чары этого острова?
Мы вошли в большой зал с кедровым потолком и черным каменным полом и подошли к его дальней стене. Лу-нинмарка коснулся рукой стены, и она отошла назад, словно по волшебству, открыв проход, который уходил в темноту.
— Пойдем, — сказал он.
У него не было ни светильника, ни фонаря. Мы зашагали вперед, и я сразу почувствовал, что от земли поднимается влага, в которой чувствовалась соль. Должно быть это была влага великой бездны, подумал я. Лу-нинмарка уверенно шагал в темноте, и мне трудно было поспевать за ним. Я не разрешал себе ощупывать стены руками, а упорно шагал, ничего не видя. Как далеко мы ушли под землей, я не знаю. Может быть мы просто двигались кругами, под огромным храмовым залом. Спустя какое-то время мы остановились в темноте. Впереди я увидел слабое свечение янтарного света. Свечение было совсем слабым, когда глаза привыкли к темноте, я мог разглядеть, что меня окружало. Я стоял на пороге маленькой круглой комнаты с земляными стенами, освещенной единственным масляным светильником, вправленным в подставку на стене. Благовония потрескивали в порфировом блюде на полу. Посередине комнаты, очень прямо и гордо, сидел на стуле самый старый человек, которого я когда-либо видел. Мне казалось, что жрец Хасиданум стар. Этот человек спокойно мог быть отцом Хасиданума. Я почувствовал, что почтение и ужас сдавили мне горло. Я, кто гулял с богами и боролся с демонами, был потрясен при встрече с Зиусудрой.
Лицо его было словно маска. Глаза были белые и незрячие, рот — глубокая пустая прорезь. Он был совсем безволосый, у него не было даже бровей. Щеки его были круглы, лицо — мягкое. Все старцы этого острова были тощие, иссушенные, выдубленные солнцем, будто состоящие из острых углов. Но Зиусудра словно перешел эту грань и был гладок, с розовой кожей и пухлостью новорожденного ребенка. Его незрячие глаза уставились на меня. Он улыбнулся и сказал глубоким и звучным голосом, в котором в глубине все же слышалась какая-то пустота: