В число придворных входит иногда фотограф журнала "Лайф" Джим Кей, которым Сондорф восхищается за его мужество и независимость, пожилая миссис Айрин Браун — конфиденциальный секретарь, доктор Эдгар Феллоуз, один из пионеров психоаналитики в кинематографической колонии, Фрэнки Брендано, бывший рабочий ателье, которого Сондорф нанял в личные шоферы и, как говорят, в телохранители, и драматург Стефан Рейли. Говорит Стефан Рейли: "Александр Сондорф — это гений индустриализованных искусств. На что негодуют критики — на то, что он инстинктивно говорит языком народа, он приводит в ярость тех, кто считает, что искусство создается для немногих привилегированных, для знатоков искусства. Он, конечно, популяризатор, переводчик, упрощатель, поэтому все эти самозваные блюстители культуры, которые считают, что искусство является их собственным заповедником, ненавидят Сондорфа за внедрение искусства в кинопродукцию в количествах, удобоваримых для среднего человека. Обвинять его в разрушении Стаупитца, которым он безмерно восхищается как художником — это абсурд. Правом и привилегией Стаупитца было отказаться от господствующих условий кинопроизводства, но предполагать, что Сондорф был обязан изменить методы и практику киноиндустрии для того, чтобы приспособиться к Стаупитцу, — это дикий утопизм".
Рожденный в первый год столетия от венского отца и австрийско-польской матери, Александр Сондорф изменил фамилию — прежняя была Сондорпф, — потому что она звучала как плевок, чтобы ее выговорить…"
Стук в дверь заставил Джанет отложить журнал и накинуть халат.
— Да, — крикнула она, — войдите!
Стефан Рейли вошел в номер отеля, неся копию репортажа из "Тайма", он обнял ее и поцеловал в щеку.
— Вы видели "Тайм"?
— Я как раз читаю его, — сказала она.
— Александр просил меня дать вам это. — Он протянул ей конверт, и пока она нетерпеливо вскрывала его, он подошел к столу и сделал себе коктейль.
Содержимое конверта, казалось, смутило ее, и Стефан Рейли старательно избегал смотреть на нее слишком пристально, пока она просматривала два скрепленных листа студийной бумаги для заметок.
— Там что-нибудь такое? — спросил он деликатно спустя некоторое время.
— Приказ по армии, — сказала она несколько иронически и стала читать выдержки: — "От Александра Сондорфа мисс Деррингер…"
— Это действительно интимно, — сказал Стефан.
— "Я предлагаю следующее, — читала она. — Первое, в интервью журналистам, если вас будут спрашивать о других актрисах, говорите о той, кто вам нравится, и будьте щедры в ваших комментариях. Второе, если вас будут спрашивать о вашей личной жизни, не отказывайтесь гневно, но используйте один из предлагаемых вам способов уйти от этого вопроса. Третье, приуменьшите размеры ваших заработков, без того, чтобы по-настоящему лгать или казаться уклончивой. Если необходимо, сделайте упор на то, что актриса может зарабатывать такие суммы, так как карьера актрисы недолговечна. На премьере. Первое. Не позируйте чрезмерно для фотографов, но дайте им достаточно времени, чтобы сделать снимки. Второе. Поостерегитесь оттолкнуть от себя людей якобы незначительных. Не стесняйтесь оставить Купера и меня, стоящих рядом, если вы хотите сказать "хеллоу!" тому, кого вы знаете (люди не обратят внимания, если пренебрегут мной или Купером, но они обратят внимание, если будет холодно встречен Джо Смит, который работал над всеми вашими фильмами). Третье. Если кто вас крепко обнимет, оставайтесь на месте, не отмахивайтесь ни от кого, дайте с видимой неохотой возможность себя оттащить, для этого там будут люди (это же сохраняется для приема и последующего обеда).
Вы превосходно сыграли, и, возможно, вас будут приветствовать стоя и овациями. Будьте готовы к этому. Выглядите счастливой и довольной. Крепко поцелуйте Купера, если хотите. Обнимите Фреда, но не начинайте речь прежде, чем скажете спасибо". — Джанет положила напечатанные листки. — И т. д. и т. п., — добавила она кисло.
— О, хорошо, — сказал Стефан, — это хорошие советы.
— Он не прислал записки? — спросила она.
— Нет. — Он увидел, как слезы навернулись у нее на глазах. — Ой, что вы, бэби!
— Все в порядке, Стефан. Вы возьмете меня с собой?
— Александр просил меня, если я могу. Вы не против?..
— Нет, нет, Стефан, я очень рада, если вы возьмете меня… Я имею в виду, если вам не будет очень скучно.
— Конечно, нет. Я боролся как черт, чтобы взять вас с собой, думая о всех завистниках, кто хотел бы захватить вас с собой.
— Я хочу вам кое-что показать, — сказала она и, оживившись как девочка, выбежала из комнаты. Она вернулась через несколько минут, одетая в длинное манто из белой норки. Она приняла изящную позу, любовно лаская мех.
— Это сказочно!
— Это подарок от Александра, ну, на самом деле от студии, хорошей девочке, сделавшей для них целую кучу прекрасных денег.
Она перестала за собой следить, и лицо ее снова приняло печальное выражение.
— Послушайте, Джанет, об Александре…
— Я не виделась с ним два месяца.
— Он был ужасно занят, — сказал Стефан уклончиво.
— Он всегда был занят. Но обычно… Что я сделала не так? Я чувствую, что я, должно быть, в чем-то его разочаровала.
— Нет, он захвачен вашим успехом.
— Есть другая девушка?
— Не думаю.
— Тогда что?
— Не знаю, Джанет. Послушайте, у меня есть теория насчет Александра. Делая то, что он делает, он начинает верить, что все возможно. Если бы когда-нибудь он обнаружил, что что-то невозможно, он бы кончился. Если бы он обнаружил, что он не может летать как птица, он бы упал.
— Но что я сделала? — спросила она, не понимая.
— Я не считаю, что существует что-то, что вы сделали. Я полагаю, что в конце концов каждая вещь его немного разочаровывает, и потом, он не может жить с чувством разочарования и должен искать что-то еще, что дает ему чувство полета, чтобы подтвердить себе самому, что все возможно.
Все время, пока она собиралась, она тихонько ругала себя. Когда Джанет была готова и ждала возвращения Стефана, она подошла к телефону и попросила в ее комнате заменить розы на гладиолусы, устроить так, чтобы машинистка пришла завтра к полудню, а также заказать разговор с Лос-Анджелесом на двенадцать тридцать и еще попросила прислать кого-нибудь отключить центральное отопление и положить дрова в камин, а затем зажечь их, потому что она предпочитает живой огонь. Повесив трубку, она почувствовала себя много лучше и, овладев собой, уселась с серьезным лицом запоминать инструкции, данные ей для вечера.
В следующий месяц она очень мало видела Александра. Когда подошло время возобновлять контракт, она приняла совет Льюиса Шолта и не подписала его снова. Теперь у нее было множество предложений от других компаний, и они обещали ей большее жалованье и гораздо лучшие условия: ее имя на шапке афиши, выбор ею режиссера, партнера и сценария. Льюис ввел в ее контракт пункт, по которому она может настаивать на изменениях в сценарии и назначать писателя по собственному выбору, который внесет эти изменения, если роль, которую ее попросят сыграть, не будет в чем-то совпадать с утвердившимся у публики имиджем Джанет Деррингер. Она иногда получала сюжеты, которые ей не подходили, и потому Льюис Шолт возвращал рукопись, говоря, что на самом деле эта роль не для Джанет Деррингер и что Джанет Деррингер так не говорит и не ведет себя.
Время от времени она видела Александра на премьерах, приемах, официальных банкетах и на публике, где была суета. Он всегда поднимал шум вокруг нее и обращался с ней очень нежно, но она никогда не оставалась с ним наедине больше нескольких минут и причины, по которым между ними все было кончено, никогда не обсуждались, хотя порой ей казалось, что он смотрит на нее с улыбкой и бесстрастной нежностью, что означало своего рода извинение за то, как все обернулось. Джанет видела, что он похудел, выглядит изможденным, как если бы все в нем до предела было натянуто, и седина в волосах стала более обильной, а глаза, такие темные и глубокие, казалось, смотрела куда-то в пространство, отстраненно от всего происходящего. После его развода с Сьюзен она видела его с разными девушками, и у нее было ощущение, что, хотя они были с ним в течение вечера или ночи, он в действительности не был с ними. Со вступлением Америки в войну она несколько лет почти не видела его. В 1941 году он покинул Голливуд, временно отказавшись от работы для того, чтобы внести изменения в изготовление пропагандистских фильмов. Говорили, что Рузвельт персонально просил его сделать такую работу и что Александр не мог отказать ему в такой просьбе.