— На основании представленного варианта рукописи, — говорил он, — мы не можем найти визуального эквивалента для словесной игры. Это не смешно, потому что это требует слишком много титров: их так много, что публика не сможет их прочитать.
— Это не фарс, Александр, — сказал Пауль.
— Я знаю. Но мы должны еще воплотить мысль в картинах.
— Вы хотите вернуть нас к языку пещерного человека? — сказал Пауль саркастически. — "Большой-человек-пустой-живот, смотри-хороший-еда-лев, убей-хороший-еда-лев, набей-пустое-брюхо. Хорошо".
— Прекрасно, — сказал Александр, — это как раз то, что делает фильм фильмом, это зрелищно и это возможно сделать. Видите, абстрактную мысль можно передать визуально. Возьмем такой момент из Ветхого Завета. Я не очень хорошо знаю Библию, но этот момент я помню. "И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб и не у разумных — богатство, и не искусным — благорасположение, но время и случай для всех их. Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадают в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них" [52]. Это пример абстрактной мысли, но видите, как ее можно передать в образах. Это то, что может сделать кино. Мои претензии к рукописи таковы: она содержит слишком много абстрактных идей, которые невозможно передать в картинах, и поэтому вам приходится использовать так много титров, чтобы передать существенную информацию.
— Я чувствую, — сказал Пауль гневно, — что вы не стремитесь увеличить даже незначительную интеллигентность нашей публики, предлагая ей прочитать по ходу фильма, идущего полтора часа, всего несколько сотен простых слов…
— Я не знаю наших зрителей, — сказал Александр покладисто, — но я теряю интерес к будущему фильму в течение первых пяти минут.
— Если вы считаете, что надо подыгрывать обывателю, — сказал Пауль сердито, — то с вами бесполезно спорить…
— Ну что вы, Пауль, — ответил Александр, — это мы преодолевали сотню раз. Кинематограф — это не создание какого-то количества иллюстраций к словам и это не театр с диалогами, напечатанными на краях диапозитивов, он должен выражаться или собственным языком или никак. Даже когда мы пользуемся звуком, сюжет должен говорить картинами.
— И это называется прогрессом, не так ли? — сказал Пауль. — Назад, к общению на уровне пещерного человека? — Он фыркнул от отвращения и оттолкнул свое кресло, словно для того, чтобы выйти вон.
— Если мне позволено вмешаться, — послышался голос Стефана Рейли, сидящего в стороне, на диванчике, — как писатель, я не могу не откликнуться, будучи заинтересован в проблемах, о которых вы говорите, — сказал он. — Так что извините меня за вмешательство. Конечно, я симпатизирую точке зрения Пауля Крейснора. Преступно спустя много веков считать, что язык слов, развивавшийся и оттачивавшийся тысячелетиями до такой степени, чтобы быть способным выразить всю массу тончайших оттенков значения слов, можно отвергнуть и заменить языком картинок пещерного человека. Невозможно обсуждать Кьеркегора [53]на языке картинок. Но это значит, что вы обсуждаете не то произведение, которое нужно для фильма. Слова м-ра Сондорфа для меня не лишены смысла. Кинокартины, для того чтобы иметь успех, должны иметь собственный язык.
Этим вечером по дороге домой Александр собирался подвезти Пауля в его квартиру. Какое-то время они ехали молча, потом Александр закрыл стеклянную перегородку, отделявшую их от шофера.
— Простите, если показалось, что я сегодня был очень назидателен, — сказал Александр.
— Мне это было необходимо, — ответил Пауль. — Теперь даже Стефан Рейли на вашей стороне. Возможно, я не разбираюсь в кинематографии и, возможно, я не понимаю писательского мастерства. Наверно, вы должны позволить мне уехать, Александр. Здесь от меня немного пользы.
— Это смешно, Пауль, я очень полагаюсь на вас.
— Чепуха, вы просто мной увлечены. Ничего из того, что я предложил, не было внедрено.
— Я полагаюсь на ваши советы, на ваши суждения и на вашу дружбу, Пауль. Ну что вы, бросьте это, Пауль, вы достаточно часто мне об этом говорили. Вы потеряли уверенность. Просто вы не можете сразу ухватить, что такое кинематография, потому что вы способны мыслить в абстрактных категориях. Мое преимущество перед вами в том, что я никогда не мог абстрактно мыслить. Всегда я мыслил образами.
— Я могу ошибаться, такое случается даже со мной, — чуть иронически сказал Пауль. — Предположим, что через пятьдесят лет кто-то обнаружит, что действительно один из нас отставал на полвека от своего времени. Боже мой! Это же кошмарная мысль!
— Зачем ждать, — сказал Александр, — создание фильмов — это такая вещь, которая не может ждать суда потомков. Вы получите ответ быстро и безошибочно. Мне это нравится. Думаю, и вам тоже понравится, Пауль. Я всегда считал вас оптимистом.
— Так и есть, — ответил Пауль, — я таков. Но, поймите, я никогда не научусь писать, как пещерный человек.
К концу первого года, после того как Александр начал руководить производством фильмов у Хесслена, доход студии вырос до 13 миллионов долларов, а по сравнению с предыдущим годом вырос на 2 миллиона 633 тысячи долларов. Впервые за последние четыре года доходы взлетели вверх. Только "Жизнь богача на широкую ногу" дала за первый год 800 тысяч, и было установлено, что ее предполагаемый годовой доход составит сумму около 4 миллионов долларов, а на ее производство было затрачено чуть больше 600 тысяч. Несмотря на эти результаты, Хесслен все еще не разрешал Александру тратить больше 250 тысяч долларов на один фильм. Более того, Александр мог приглашать новые таланты только на место артистов, чьи контракты кончались и не были возобновлены. Хесслен настаивал, чтобы накладные расходы не увеличивались. Беседа Александра с Кейбом не дала видимого результата. Александр продолжал бомбардировать Хесслена докладными, доказывая, что, пока эти спорные ограничения остаются, они не могут соревноваться с такой потрясающей продукцией, как "Большой парад" [54], который может дать доход 10 миллионов. Но эти докладные не дали результата. Может быть, Хесслен думал, что для Александра это был удобный предлог, чтобы заключить новый контракт и повысить себе жалованье? Александр все еще получал 500 долларов в неделю. Учитывая, что Александр год назад зарабатывал всего пятую часть, Хесслен считал 500 долларов вполне достаточным для такого юнца. Он не отрицал, что Александр хорошо работал, руководя студией, но, с другой стороны, у всех компаний этот год был хорошим, и он хотел подождать и посмотреть, сохранится ли эта тенденция к росту доходов, прежде чем позволить компании увеличить затраты.
Эти ограничения беспокоили Александра, и он распространял слухи, что, может быть, он решится и рассмотрит предложения других компаний. Зукар просил его прийти на собеседование в любое время. И Уильям Фокс очень льстил ему и говорил, что Александр может перейти к нему, но не делал никаких определенных предложений. Александр знал, что, если он пойдет к ним и скажет, что он свободен и что они могут предложить ему контракт, он будет получать гораздо больше, но, похоже, ему не собирались платить такую сумму, которую он хочет. Однако, желая добиться своего, он должен был все организовать так, чтобы они сами пришли к нему. Тогда он мог бы продиктовать свои условия. Поэтому Александр поместил объявления в разных газетах, что он рассматривает исключительно предложения от компании "Метрополитен", и тут же сам дал опровержение, прежде чем это сделала компания.
Затем он позвонил Ирвингу Талбергу, чтобы лично извиниться за историю, которая произошла с ним, назвав ее недоразумением, и посетовал, что не понимает, как эта история могла попасть в газеты. Александр сказал, что на самом деле он вел переговоры, и сообщил об этом Талбергу только потому, что чувствовал себя обязанным с ним объясниться, но просил его рассматривать эту информацию как конфиденциальную. Такая тактика позволила Александру в течение двух недель создать достаточное количество противоречивых слухов, которые сделали совершенно невозможным установить истинное положение вещей. Теперь Александр начал получать приглашения на ланчи или обеды от Фокса, Луиса Б.Мейера, Зукара, Мэри Пикфорд, Гарри Уорнера и других. Александр стал принимать их приглашения. Фокс безо всяких оговорок обещал ему 800 долларов в неделю и без неразумных ограничений на затраты по производству фильмов. Александр сказал, что он должен подумать об этом. Он вел себя так, будто не слишком заинтересован, и это создавало впечатление, что он уже устроен. Когда Вилли Сейерман позвонил и пригласил его пообедать этим вечером, Александр почувствовал удовлетворение, это указывало, что владельцы студий поняли — этот вопрос надо решать безотлагательно.
54
"Большой парад" — снят в 1925 г. американским режиссером Витором Кингом Уоллисом (1894–1982), о судьбе солдата времен первой мировой войны.