Виды за окном стали меняться с оглушающей воображение частотой. Мелькали сельские поселения, стада овец, коз и других, неизвестных Федору животных, извивались узкие ленты хвойных лесов, затем дорога начала петлять между гор, взбираясь все выше и вдруг стремительно вылетела на гладкую узкую долину. Федор увидел указатель: «Манжерок», и в памяти всплыл звонкий, как полет комара над ухом, шлягер времен укрепления советско-монгольской дружбы.
После того как по мосту перебрались на другой берег Катуни, Федор задремал. Во сне он видел гуляющие по склонам гористых холмов тучные стада, обрывистые скалы, нависающие над стремительными водоворотами, и далекие заснеженные вершины над сине-зелеными лесами. Ощущение красоты было настолько пронзительным, что Федору во сне хотелось плакать. Напоследок ему приснился одинокий белый цветок на голом тонком стебле, скромно, но уверенно выглядывающий из каменной расселины. Федор протянул руку, чтобы сорвать его, и вдруг услышал:
– Еще рано.
От этого таинственного голоса он вздрогнул и проснулся.
– Долго я спал? – спросил он, оглядываясь на виды вдоль дороги.
– Над Чуей идем, – лаконично ответил Иван.
Федор опустил стекло и высунулся наружу. Его обдало резким ветром, в котором летели мелкие и колкие капли воды. Река неслась вскачь, по ней стелилась седая грива пены, подпрыгивая на выступающих валунах и навевая мысли о блоковской степной кобылице, – хотя сравнение хромало и вокруг была не степь, а горный перевал, озаренный розоватыми, почти горизонтальными лучами закатного солнца.
Ехать оставалось недолго, и Федор решил пополнить свои знания о местах, куда направлялся.
– Чем промышляет здешнее население?
– Здесь-то? Кто чем. Алтайцы – так те скотом, русские – больше охотой.
– Браконьерствуют?
– Так где ж без этого? – подтвердил Иван. – С монголами тоже… товарооборот делают. Не без того.
– Контрабанда? – уточнил Федор.
– Она самая.
Больше вопросов он не задавал, вдруг встревожившись от мысли, что это поразительное и почти чудовищное великолепие природы станет для него лишь новой золотой клеткой, по-своему экзотичной, но не менее бессмысленной. С той разницей, что отсюда будет уже некуда бежать в следующий раз, когда под ним снова загорится земля. А что рано или поздно это произойдет, у него сомнений не было.
Спустя некоторое время вокруг стало просторно – машина выехала в межгорную степь, испещренную, как сперва показалось, огромными, лежащими отдельно валунами. Затем Федор увидел, как один из черных валунов увеличился в размерах и передвинулся на другое место. Разглядеть его получше мешали сумерки.
– Сарлыки, – мотнул головой шофер. – По-нашему як. Такая зверюга, с шерстью и рогами.
За час миновали несколько небольших степных селений. Усть-Чегень располагался в двух километрах от тракта, посреди степи. Машина остановилась на окраине поселка. Иван на прощание пожелал не замерзнуть, развернулся и поехал в соседнюю деревню, где жил его родственник.