В это время в один из душных, дымных дней песчаным берегом Белого озера по направлению к Крохину медленно тащилась артель рабочих; в руках – у кого слега длинная, посох дорожный, у кого заступ, видимо поработавший вдоволь в земле-матушке; за плечами – у кого котомочка с невещественными знаками бедного одеяния либо старые лапти, у кого – жалкие лохмотья старой овчины в память о том, что они изображали собой когда-то полушубок; на ногах – у того лапотки-отопочки, у другого – слои засохшей и потрескавшейся грязи… Жарынь страшная, безвоздушная, какая только может быть на болотном севере во время лесогорения. Тихо в соседнем, подернутом дымною пеленою лесе, тихо и на тихом Белоозере, над поверхностью которого тоже висит что-то дымное, белесоватое. На небе стоит солнце без лучей, а все-таки марит, душит банною теплынью. Очумевшие от жару, вороны сидят тихо на деревьях, опустив отяжелевшие крылья и разинув рты, видно, что и птице дышится тяжело.
За артелью плетется мальчуган лет восьми, не более, с огромным лопухом на белокурой головке вместо шапки. Хотя живые глаза мальчика с любопытством поглядывают на плавный полет белобрюхого мартына, скользившего над поверхностью озера, однако ноги у мальца, видимо, притомились. Всякий раз, когда мартын, делая в воздухе неожиданный пируэт, быстро падал на воду, вытягивая свои красные ножки за добычей, мальчик невольно вскрикивал: «Ах! Ишь ты! Не пымал, не пымал…» И лицо мальчугана оживлялось.
– Уж и жарынь же, людушки, вот жарынь, ухма! – говорил шадроватый, рябой мужик с клочковатою белой бородкой, распахивая ворот рубахи и обнажая коричневую грудь, которая была темнее его светлой, спутавшейся бородки.
– Чево не жарынь! Хушь блины пеки на солнышке…
– Баня, что и говорить! Без веника баня.
– Это что, ребятушки! А вот упека, я вам скажу, так упека в Кизилбашской земле[40]! – отозвался седой, но бодрый старик, видимо, из ратных людей, в истоптанных до онуч лаптях.
– А ты, поди, был тамотка? – отозвался шадроватый мужик.
– Бывывал… Еще в те поры мы с царем Петром Ликсеичем Азов-город брали.
– А далече эта земля от нас будет?
– Близехонько, рукой подать, клюкой достать…
– Ой ли, паря?
– Пра!.. У песьих голов…
– Что ты! Песьи головы у кого?
– У людей, знамо, не у псов.
– Ври ты!
– Не вру, сам видывал, как Азов-град громили.
– А далече это, дядя?
– Да как вам сказать, робятушки, три не тридесять земель, а без малова на краю света, за Доном… Спервоначала это лежит наша земля-матушка, Московская, Святорусская, а за нашей-то землей украйная земля, это, стало быть, край земли Росейской, как, к примеру, вон край земли, где земля с небом сходится, а дале уж ничего нет.
– Что ты! На нет, сталоть, земля сошлась. А песьи ж, чу, головы где?
– Далее, за Доном за самым… За украйными городы лежит эта земля Черкасская, а в ней все черкасские люди[41] живут, народ черноволос, чубат, на голове хвост.
– Хвост! На голове на самой?
– На голове, говорят тебе.
– А може, коса, не хвост?
– Толком тебе говорят, хвост, чуб по-ихнему… Коса-то у бабы да у попа сзади живет, а это – спереди, от лба да за ухо да на спину али на плечо…
– Ах ты господи! Ну?
– Ну, черкасы это чубатые, голосисты гораздо, песельники и гудцы знатные, говорят необычайно, а по-нашему, по-росейски, разумеют маленько: скажешь это – «воды», даст испить тебе, скажешь – «хлеба», хлеб даст… А там за черкасами донские казаки, а за донскими казаками татары да ногаи, а за ногаями – кизилбаши, а за кизилбашами арапы черны, что черти, а глазищи и зубы белы, что у псов… А там – песьи головы.
– А турки, дедушка? – вмешивается в разговор малец с лопухом на голове, заинтересовавшийся россказнями старого ратного человека.
– Ах ты, «царска пигалица»! – усмехнулся старый ратный мальчику. – А где царской ялтын? Потерял небось.
– Нету, вон он, на гайтане.
И мальчик, распахнув на груди рубашку, показал висевший у него на шее вместе с крестом «царский ялтын» – небольшую серебряную монетку.
– Ишь ты, царско жалованье, не величка кружавочка, а сила в ей знатная, от самово царя, значит, – рассуждал старый ратник. – Камушек царь пожаловал, лычко, а все в ем сила, поди-ка!
40
Кизилбашская земля – Персия, страна красноголовых, так называли из-за красного цвета носимой там чалмы.