– Ну, так что ж ты хотел поведать нам? – нетерпеливо повторил царь.
– Осударево дело, батюшка, осударево, – как бы спохватился старик. – Я вот, осударь, здесь, грешным делом, рыбку ловлю и на взморье частенько бываю. Так ноне, осударь, утром я и видел корабли швецкие в море, от Котлина от острова, надо бы полагать, сюда идут…
– А много кораблей? – тревожно спросил царь.
– Многонько, осударь. Только я так тебе скажу, царь-батюшка, эти-то швецки корабли можно голыми руками побрать.
– А как? Говори, старик, а твою службу не забуду.
– Спасибо, царь-осударь, на добром слове, а я служить своему батюшке царю всегда рад.
– И ты говоришь, корабли сюда идут? – нетерпеливо спрашивал царь.
– Надо так думать, осударь. Я их обычаи знаю. Всяку весну они тут плавают по Неве вплоть до Ладоги… Так я тебя научу, осударь, что делать. Вот туда пониже, за этим коленом от Невы влево речечка махонька течет, Мыя[12] называется, так лесом-то эта самая Мыя и доходит до взморья… А вправо от Невы идет рукав, он идет за островом, за Янисари, и тоже в море входит… Так ежели, примером сказать, ты, осударь, пойдешь кочами своими рукавом, а кто другой у тебя с другими кочами войдет в Мыю-речку, так коли швецки корабли придут да в Неву зайдут, тут и бери их, как карасей в верше…
Царь казался взволнованным. Никогда ему не представлялась такою легкою возможность первой морской виктории. И вдруг!.. Да это вероподобно, рассказ старика дышит такой простотой, такой уверенностью… А он и не подозревал о существовании тут лесной речонки, обходной струи, в которую корабли не могут попасть, но которая именно создана для его легких лодочек… Промысл Божий… Дверь райская отворяется… старик – это посланник Божий, это новый старец Пелгусий[13], который предсказал победу Александру Невскому, тут же, на берегах этой самой заколдованной Невы…
– И ты верно, старичок, знаешь, что есть здесь обход лесом? – с волнением спрашивал царь.
– Есть, осударь, Мыя называется.
– И ты проведешь по ней мои кочи?
– Проведу, как не провести.
…Ночь тихая, прозрачная, с широкою зарею от заката до востока, с прозрачно-голубоватым небом, с робко мигающими звездами, которые как бы боятся, что вот-вот из-за темного бора выглянет бессонное солнце и прогонит их с бледного неба. Но все же это ночь, обязывающая ко сну и к покою. Спит полуразрушенный Ниеншанц, окруженный белыми палатками. Это русское войско, которое тоже спит, оберегаемое дремлющими часовыми. Спит темная Нева, и только слышится ее тихий, сонный шепот – это катится сонная вода речная от Ладоги до самого моря. Спят, уткнувшись в берега, словно утки, маленькие лодочки, составляющие флотилию царя. А среди них, среди этих серых уточек, спят две огромные птицы, не то гуси, не то лебеди… Это два шведских корабля, взятые с бою маленькими русскими лодочками.
Не спит один кто-то… Вот на берегу реки стоит этот кто-то, задумчиво глядя на воду, на реку, сонно бегущую к морю. Кому же больше быть, как не царю? У кого другого такой нечеловеческий рост в полтора роста человеческого? У него одного только.
Да, это он, он не спит. Не спится ему после первой славной морской виктории. Могучие грезы одолевают беспокойную голову царя. Радостью и гордостью блестят его глаза всякий раз, как они останавливаются на шведских кораблях.
«Все это мое – мое отныне и до века, – думается царю. – На сем месте созижду дом мой, и будет стоять он, пока стоит Российское государство, пока земля стоит».
И он нетерпеливыми шагами начинает ходить по берегу, останавливается, размеривает, говорит сам с собою… А беспокойная мысль забегает вперед. Уже ему видится на этом месте громадный город, весь изрезанный каналами, охраняемый неприступною крепостью, и корабли, корабли…
Никогда в жизни Петр не был так счастлив, как в этот день. То, о чем он мечтал с детства, с тех пор как увидал Переяславское озеро, для чего он подтянул на дыбу всю Россию, сбывалось: ноги его стояли на клочке земли, который омывала морская вода, вода европейского моря, и этот клочок земли был его собственностью, и никто у него этого клочка не отымет… А эти два чудовища морские, и их он взял с бою, как и этот клок земли…
Теперь у него будут свои морские чудовища, им есть где разгуляться, расправить свои белые крылья…
– Пойду напишу про свою радость Аннушке да князю-кесарю, – сказал он, топнув ногой…
И он быстро пошел к своей палатке. Ему не спалось в доме, не спалось под крышей, его тянуло под открытое небо, а потому он и по взятии Ниеншанца оставался в походной палатке, где и работал, и спал.
13
Пелгусий – ижорец, сообщивший накануне битвы на Чудском озере Александру Невскому о видении «спешащих на помощь» «брату» святых князей русских Бориса и Глеба.