- Но у него больше золота, - твердил я. - У него есть это золотое поле.
Царь помрачнел: он, видно, сильно рассердился.
- А если я сожгу его поле? Что останется у твоего отца?
- Хлеб. Он снова вырастет через год.
- Царь Египта велик! - воскликнул царь Ра.- Царя с хлебом не равняй. Царь сам - золото. Он вечен! Он переживет твой хлеб.
Я не поверил и снова покачал головой. Гневная молния сверкнула в глазах царя. Он обернулся к стражникам и вскричал:
- Сжечь это поле!
И они подожгли золотой хлеб с четырех сторон. Царь смотрел на пламя и говорил:
- Вот тебе отцовское золото! Гляди! Никогда прежде оно так не блистало, никогда не заблестит вновь.
Царь Ра ушел, когда наш хлеб сгорел дотла и превратился в черную золу. Уходя, он крикнул:
- У кого теперь больше золота, а?! Царь Ра вечен, он переживет твой хлеб.
Он вскочил в седло и скоро превратился в далекую блестящую точку - это царская мантия сверкала на солнце.
Отец выбрался из хижины и прошептал:
- Мы погибли. Почему царь сжег наше поле?
Ответить мне было нечего, я и сам ничего не понимал. Убежав в сад, за хижину, я горько расплакался. Слезы текли и текли, я поднял руку, чтобы отереть их, разжал кулак и обнаружил прилипшие к ладони зерна - недоеденный мною колос. Это были остатки наших сокровищ, полколоска вместо тысячи колосьев. Боясь, что царь отберет и это, я поспешно расковырял пальцем землю и сунул по зернышку в каждую лунку. И через год, когда снова налились тяжелым золотом египетские хлеба, в моем саду среди ярких цветов и круглых тыкв гнулись под тяжестью зерен десять колосьев.
В то, следующее, лето царь умер, и похоронили его пышно и торжественно. По обычаю тела египетских царей - фараонов - замуровывают в пирамиде, набитой драгоценностями, дорогими нарядами и золотой мебелью. Много всякой всячины дают ему с собой в царство мертвых. И непременно кладут рядом зерно, вдруг царь проголодается в долгом пути. Снарядили стражника - собрать зерно для царя Ра. Дорога его лежала мимо нашей хижины. Дни стояли жаркие, и, возвращаясь, он остановился у нас немного передохнуть. Страхник рассказал, что несет сноп пшеницы, который похоронят вместе с царем. Усталый, измученный зноем, стражник вскоре уснул. А я все думал и думал: о смерти золотого царя и о золотых зернах. И мне привиделся сам царь Ра. Он снова возвышался надо мной и говорил:
- Царь Египта - золото. Он вечен. Он переживет твой хлеб.
Я побежал в сад, срезал колосья и добавил в сноп спящего стражника. Проснувшись, он забрал сноп и пошел своей дорогой. Царя Ра похоронили, и мои колосья похоронили вместе с ним.
Вилли-Простак умолк, лишь тихонько поглаживал моего скарабея.
- И это конец, Вилли? Ты все рассказал?
- Нет, не все. Сотни, тысячи лет спустя, в прошлом году, какие-то англичане нашли в Египте гробницу царя Ра и там, среди прочих драгоценностей, оказались и мои колосья. Шитая золотом царская одежда истлела и рассыпалась, а золотые колосья остались целы и невредимы. Эти англичане привезли немного зерна в Англию. По дороге они остановились в доме моего отца, как египетский стражник когда-то. Они рассказали отцу, какое сокровище везут с собой, даже показали колосья. Я держал их своими руками, я узнал их! - Вилли радостно улыбался. - И к моей ладони опять прилипло зернышко. Я посадил его здесь, посреди поля.
- Значит, если оно проросло, колос там, на несжатой полосе?
Я взглянул на косилку, она медленно заходила на последний круг. Вилли поднялся и дал знак следовать за ним. Мы внимательно осмотрели несжатую полосу. Наконец Вилли указал на колос, что уродился выше и сиял ярче других.
- Неужели этот?
Вилли улыбнулся точно малый ребенок.
- Он и впрямь золотится ярче своих собратьев, - заметил я.
- Конечно, - ответил Вилли-Простак. - Так кто же вечен: золотой царь или золотой хлеб?