Дневник Пуришкевича был издан в конце 1918 года на юге России. В 1923 году некий псевдоним Я. Е. П. переиздал его. Перед напечатанием «дневника» Пуришкевича Яков Евгеньевич П. обратился к Маклакову с письмом, прося его, как лицо, хорошо знакомое с делом об убийстве Распутина, как он выразился в этом письме: «…дополнить эту страничку истории»[34]. В ответ на это предложение В.А. Маклаков написал ему, в свою очередь, письмо, которое и было помещено в виде предисловия к переизданному Яковом Евгеньевичем П. сочинению Пуришкевича. Цитирую две выписки из этого письма В.А. Маклакова: «Если мы будем искать в нем фактической точности, столь естественной для дневника, то, наверное, впадем в ошибку. Дневник Пуришкевича — вовсе не дневник; это только литературная форма, которую он избрал для своих воспоминаний. Что это так, едва ли стоит доказывать; само по себе невероятно, чтобы в этой суете, в которой проходило время перед убийством, Пуришкевич мог найти досуг, чтобы вести дневник, особенно в такой форме, то есть не в виде простой записи фактов, а в виде рассказа с лирическими отступлениями, в велеречивом и декламаторском стиле. Самый этот стиль доказывает, что перед нами не дневник, а „литература“. Что это не дневник, я убеждаюсь еще и потому, что нахожу в нем такие неточности, которые естественны и неизбежны в воспоминаниях, но были бы необъяснимы для дневника. Я мог констатировать их почти во всех случаях, где мог их лично проверить…» и далее: «Но в рассказах современников, а тем более участников, заключается обыкновенно еще та условная правда, которую принято называть „исторической“. Эти рассказы ценны не только правдой, но и своими заблуждениями; даже сознательная неправда может быть характерна и способствовать пониманию эпохи и ее настроения. Дневник Пуришкевича не может не быть интересен и с этой точки зрения, но только с одной оговоркой: он рельефно и ярко изображает не столько эпоху, сколько его собственную личность. Для суждения об эпохе и людях нельзя полагаться на его отзывы и суждения; многие из них явно вздорны: Пуришкевич был человек и страстный, и пристрастный, ему не было свойственно чувство ни справедливости, ни терпимости; к тому же его суждения, и самые основные, часто менялись».
Пуришкевич, как В.В. Шульгин, принадлежал к числу так называемых обожателей Государя Императора, о которых Царь-мученик (которого Пуришкевич в своем «литературном произведении» представил ничего не знающим о том, что творится не только в России, но и в его, Государя, ближайшем окружении; а Государь, оказывается, прекрасно разбирался в людях) неоднократно говорил: «Больше всего я боюсь своих обожателей — обязательно подведут». И эти пророческие слова Царя-мученика полностью оправдались в отношении Пуришкевича и Шульгина — оба они стали на путь революции и отличались от своих коллег слева тем, что они делали самый худший вид революции — революцию справа.
Участники убийства Распутина за совершенное ими преступление никакого наказания не понесли, за исключением Великого князя Димитрия Павловича, который был отправлен в русский отряд, находившийся в Персии, что спасло ему жизнь, и князя Юсупова, который был сослан в свое имение.
Пуришкевич после прихода к власти большевиков был ими арестован и заключен в пересыльную каторжную тюрьму «Кресты» в Петрограде, где он был на привилегированном положении, исполняя обязанности истопника. 1 мая 1918 года Пуришкевич был большевиками амнистирован и перебрался на юг России в расположение Белой армии и умер в Новороссийске от сыпного тифа в 1920 году, незадолго до оставления его белыми войсками.
Князь Юсупов благополучно перебрался за границу, жил в Париже, где он содержал ночное увеселительное заведение, пользовавшееся весьма сомнительной славой, где он хвастливо рассказывал посетителям о своем геройском поведении при убийстве Распутина, писал свои «литературные сочинения», например «Распятие», вел удачные и неудачные судебные процессы и во время НЭПа не брезговал вступать в коммерческие сделки с советчиками, благодаря чему, указав им место, где были спрятаны юсуповские фамильные драгоценности, половину их ему удалось, таким образом, получить из окровавленных рук палачей русского народа, впрочем… у самого Юсупова руки были тоже в крови.
Труп Распутина, насколько мне помнится, на второй день после его убийства был извлечен со дна Невы. Судебно-медицинская экспертиза обнаружила, что легкие Распутина были наполнены водой, что означало, что в прорубь он был брошен еще живым и умер от утопления. В желудке его было обнаружено присутствие цианистого калия в количестве, достаточном для того, чтобы мгновенно отравить 26 лошадей. Живучесть его была потрясающей.
34
Первое издание «дневника» Пуришкевича было напечатано в Киеве в 1918 г. В 1923 г. в Париже в известном эмигрантском книгоиздательстве Якова Евгеньевича Поволоцкого появилось отдельное заграничное издание: