Отношения России с Османской империей в раннемодерный период демонстрируют растущую значимость Европы во взаимодействии двух периферийных империй. Необходимо отметить, что ни Россия, ни Османская Турция не были периферийными до тех пор, пока их правящие классы не стали определять свою проблему в этих категориях. Однако, как только это произошло, российско-османские отношения стали сильно зависеть от положения, которое царь и султан занимали по отношению к европейским государствам. Принципы, практики и институты формирующейся модерной дипломатии начали влиять на взаимодействие между двумя державами. Исторический промежуток, который разделял начало сознательной политики вестернизации в России и в Османской империи еще более усложнял ситуацию. Несмотря на то что в начале раннемодерного периода Османская империя была ближе, чем Московское государство, к зарождающемуся в Италии феномену дипломатии, к XVIII столетию ситуация была уже обратной. Восприятие Россией европейских дипломатических практик и институтов произошло ранее и было более решительным, чем в Османской империи, где этот процесс начался позже и затянулся вплоть до середины XIX столетия. В результате царские подданные стали рассматривать свои отношения с Османской Турцией в контексте своих отношений с европейскими государствами значительно раньше, чем османы начали заимствовать европейские военные и административные технологии в надежде отвратить «русскую угрозу».
Глава 2
Рассказы о плене
Потеря свободы, плен у народа невежественного и свирепого, оковы, страдания физические и душевные, тягостная разлука с семейством и всем родным, – все это страшно колебало и тяготило мои мысли[173].
Политический писатель XVII столетия Юрий Крижанич отмечал, что Русское царство, при всей его славе, величии и широте, «понесло столь тяжкие и столь частые побоища, что еще удивительно, по-видимому, как могло устоять доселе». Согласно Крижаничу, главную причину его оскуднения представляли собой набеги крымских татар, угонявших в плен многие тысячи царских подданных и продававших их османам. Посетив Константинополь, Крижанич мог авторитетно утверждать, что гребцы на османских галерах были почти исключительно «русского происхождения»[174]. В Греции, Палестине, Сирии, Египте, Анатолии и «по всему Турецкому царству такое множество русских пленных, что они обыкновенно спрашивают у наших: «Остались ли на Руси какие-нибудь люди?» По оценке Крижанича, русская земля могла нести вдвое или даже втрое большее количество городов и населения, если бы не ежегодные потери от набегов[175].
Хорватский католический монах, поступивший на царскую службу для продвижения идеи унии, Крижанич был одним из первых панславистов, представлявших Московское государство в качестве защитника своих единоплеменников в Османской империи[176]. Тема русских пленников позволяла Крижаничу представлять Османскую империю в качестве общего врага России и южных славян[177]. Хотя упоминания русских рабов можно встретить у многих раннемодерных европейских авторов, писавших про Османскую империю, только Крижанич предлагал царю конкретный план завоевания Крыма, чье существование ослабляло Московское государство и усиливало Османскую Турцию. Московские власти не заинтересовались панславистскими идеями Крижанича и сослали его в Тобольск, обнаружив, что он тайный католик. Тем не менее замечания хорватского автора относительно русских пленников обозначили реальную проблему, которая стояла перед царем и его подданными в их отношениях с южным соседом.
173
174
Крижанич использует термин «Russiaci generis homini». См.: [
176
О Крижаниче см.:
177