— Стало быть, столица процветает?
— Именно это я и хочу сказать, — ответил Лабар, все так же не глядя в глаза царевичу. – Столица процветает много лет. Царь Ямайн всегда имеет на своем столе все самое лучшее, а слуги его и наложники ни в чем не нуждаются. Торговля всегда идет бойко, и никому не отказывает царь Ямайн, если видит выгоду в союзе.
— Вот как, стало быть. А я же ехал сюда через отдаленные деревни. И видел иную картину. Видел и голод, и засуху, и бедность. Видел также людей, которые говорят, что царь забыл о них.
Голос Лабара стал сухим и ровным.
— Я так тебе скажу, мой царевич. Царь Ямайн очень стар. И родился в те времена, когда столица и считалась целым царством. Мало что изменилось с тех пор. Вот только людей стало больше.
— Вот так, стало быть… — Эшиа помолчал, а потом задал вопрос: — Скажи, Лабар, а сам ты откуда родом?
— Я родом из деревни на окраине, — коротко ответил слуга и отвернулся, чтобы налить царевичу чай.
Эшиа замолчал. Ответ Лабара был достаточно красноречив. Теперь он убедился в том, что должен попробовать обратить внимание царя Ямайна на происходящее. Он вспомнил Тамиллу и ее отца, и бедность, в которой они жили, и простоту их еды, и красоту их сердец. Ему хотелось исправить это. Благополучие и процветание столицы, которое он мог сегодня наблюдать во время прогулки, ужасающе не сочеталось с бедностью родной деревни Тамиллы.
Ему хотелось сделать что-то для них в благодарность за душевную теплоту.
Кажется, Лабар разгадал его мысли, а может статься, что все они отразились на лице царевича, только тень упала на лицо слуги.
— Зря ты задумал это, царевич, — сказал он. – Но не мне давать тебе советы. Вот что скажу тебе. Пей чай и ешь сладости, и наслаждайся моментами отдыха, а о горьком не думай. Горькие мысли отравят тебя.
— Спасибо за заботу твою, добрый Лабар, — Эшиа потянулся под водой и откинул с лица намокшие волосы. – Оставим этот грустный разговор. Вот что я скажу тебе: сбрось свою одежду и присоединяйся ко мне в купальне. Ты провел со мной этот день и тебе тоже надо отдохнуть и сбросить с плеч усталость.
Лабар с сомнением взглянул на синие воды купальни, благоухающие лотосом и жасмином, но Эшиа смотрел на него прямо и уверенно, и намерения его были ясны. И Лабар скинул с себя одежды слуги, и решительно шагнул в горячую воду, в тот же миг оказавшись в руках царевича.
В горячей воде, среди белого мрамора и синих мозаик, провели они много времени, отгоняя усталость, наслаждаясь сладким чаем и фруктами, и Лабар снова кормил Эшиа виноградом и своих рук, и больше в тот вечер не думали они горьких мыслей.
========== 7. ==========
В тот вечер предстоял царевичу Эшиа ужин с царем Ямайном. Царевич Эшиа вышел в самой нарядной своей одежде, волосы кудрявыми завитками свободно опускались ему на плечи. В одежде, даже будучи в путешествии, предпочитал он синие цвета, оттого просто находясь в белых стенах дворца Ямайн, выглядел необыкновенно привлекательным. Всякий, кто посмотрел бы сейчас на царевича Эшиа, решил бы, что юношеская свежесть и красота еще не оставили его, но долгая дорога через пустыню отметила его лицо мужеством и решимостью, что присущи уже взрослым мужьям. Одним словом, царевич Эшиа находился на том рубеже, когда юноша окончательно взрослеет, и взросление это было ему к лицу.
Вот и царь Ямайн пришел к таким же мыслям, увидев его вновь. И вновь принялся нахваливать перед гостем каждое блюдо на своем столе. Редкие виды мяса, напитков, сладостей и закусок превращались в его устах в еще более редкие, и он не жалел щедрых слов, чтобы украсить ими и без того нарядно выглядящие блюда.
— Ты, мой царь, расскажи мне вот что, — спросил царевич Эшиа, когда поток красноречия царя Ямайна слегка иссяк. — Блюда на твоем столе поставляют торговцы с базара?
— Исключительно они, — склонил голову старый царь. — Но по моему особому заказу. Ты не найдешь на моем столе чего-то, что видел сегодня днем на базаре.
От царевича Эшиа не укрылась его оговорка. Значит, прекрасно было известно царю Ямайну, как провел день его гость. Это не удивило его: именно такой исход он предвидел заранее.
— Видать, талантливые в твоей стране купцы, — спокойно ответил он. — Находят такие редкости! Ты хорошо платишь им?
— За свою еду и одежду я не жалею никаких денег, — с достоинством ответил царь Ямайн. — Ибо процветает лишь та страна, царь которой не знает лишений.
— И ты говоришь, что процветает твоя страна? — тихо спросил царевич Эшиа, и голос его был недобрым.
— А ты имеешь в этом сомнения, юный царевич? Разве не достаточно тебе было прогулки по моему городу, разве ты не видел прекрасный мой базар?
— Видел, да только приехал я к тебе со стороны разоренной деревни. И видел, что ты совсем забросил своих подданных, и никак им не помогаешь.
— Если деревни те существуют лишь в убыток — уместно ли царю думать о них?
— Ты же царь, светлейший Ямайн! — брови царевича Эшиа сошлись на переносице. — Разве пристало тебе говорить подобные слова о своих подданных?
— А ты, стало быть, дерзкий царевич, считаешь, что тебе позволительно решать за меня, что мне пристало делать, а что нет? — слова царя Ямайна звучали добродушно, однако нельзя было по нему сказать, что добродушию этому вот-вот не настал бы конец. — С чего ты начал вести такие речи, царевич?
Тут пришло время царевичу Эшиа прикусить губу, ибо законы гостеприимства твердили, что не следует ему грубить сиятельному царю. Но помнил он Тамиллу, и строптивого Зариба, и разоренную деревню тоже помнил, и не могло его сердце оставить подобную несправедливость без своего вмешательства.
Но как не старался он, все время его разговоры с царем Ямайном сводились к забытой царем деревне Осмарит.
И царь Ямайн с трудом сохранял благодушный вид, ибо видно было, что разговоры эти изрядно ему досаждают. Однако продолжил он угощать царевича Эшиа своими уникальными кушаньями, и расспрашивал изрядно про жизнь в стране Эшиа при нынешнем правителе — царе Аймире.
— Как нынче устроена твоя страна, царевич? — спрашивал он. — Много ли изменилось с тех пор, как сидел на троне твой дед, царь-путешественник?
С удовольствием отвечал ему царевич:
— Не многое изменилось, великий царь. Все так же мою страну с одной стороны омывает море, с другой возносятся неприступные горы. Мой отец, царь Аймир, унаследовал от царя Эшиа мудрость и дальновидность, и прислушивается к советам своих визирей, и правит вдумчиво и осмотрительно. Оттого процветает торговля, и оттого народ нашего царства не знает бедности и войны.
— А что же славная царевна Несаим, чье упрямство не смогли сломить даже годы? Все так же изучает мудрые книги и помогает правителю достойно управлять страной?
— И это так, великий царь. И мудрость царевны Несаим с годами не поубавилась.
— Когда я еще был молод, и едва воссел на этот трон, а случилось это тогда, когда твой дед еще даже не взял себе жену, — царь Ямайн огладил свою белоснежную бороду и пустился в воспоминания, — в те времена многие боролись за право стать мужем царевны Несаим. Много было наглецов и упрямцев, надеющихся сломить ее решимость и укротить ее нрав. А ведь царевна Несаим отличалась всегда не только умом, но и красотой. И так никому и не случилось одержать над ней победу.Отрадно слышать, что она еще жива.
— И мой дед жив, — упрямо сказал царевич Эшиа. — Я уверен, что он достиг своей цели, но не остановлюсь, пока не разыщу его и собственными глазами не увижу подтверждения тому.
— Ну а если не случится этого, царевич? — глаза царя Ямайна, посветлевшие от старости, стали колкими и смотрели пристально. — Что от этого будешь делать?
— Коли так случиться, решу на месте, — незамедлительно отозвался царевич Эшиа. — и буду действовать так, как велят мне обстоятельства. А до того момента вера моя в то, что царь Эшиа достиг успеха, будет непоколебима.
Царь Ямайн смерил его странным взглядом, о выражении которого сложно было что-то сказать. После рассмеялся громко и отчего-то довольно, и сказал такие слова: