— Мне уже довелось испытать радость от пребывания в царских купальнях. Я слышал, это ты подсказал, как создать в царстве ночи белый день?
Хассан Кошачий Глаз усмехнулся:
— Да, и это тоже был я. Видишь ли, царевич, мне подобные задачки только в радость. Я из тех, кто презирает праздность и все время стремиться быть при деле. Не то, что некоторые. Вот наш любезный друг Гармед: как будто и не ифрит! Целыми днями подпирает спиной ворота, а то, что на них краска облупилась и стоит обновить узор, даже не задумывается. Неудивительно, что он служит привратником без права решать, пропускать гостя или нет.
— Что, раньше всех здесь все равно окажется кто-то вроде Рашида? — спросил Эшиа, и мрачная тень набежала ему на лицо.
— Кто-то вроде Рашида — это я, — кивнул Хассан Кошачий Глаз, поглаживая бороду. — Но ты не волнуйся, царевич. В отличие от Рашида я не имею ничего против нашего царя, и не намерен вредить ему. Тем более, что превзойти Рашида в этом неблагом деле уж точно не получится, а быть вторым я не люблю даже сильнее, чем плестись в хвосте. Но я понимаю, что вопрос твой задан был с подковыркой. Все так. Я здесь, потому что странник, алкающий узреть ифритов, приближается к воротам, и я буду говорить с ним. А ты? Что делаешь здесь ты?
Эшиа пожал плечами.
— Вообще-то я просто прогуливался.
Хассан Кошачий Глаз усмехнулся:
— Хороши у тебя прогулки, царевич, диву даюсь, на тебя глядючи. Ну что ж… Раз ты пришел к воротам в такой час, не желаешь посмотреть, кто пожаловал?
— А есть ли в том смысл? — поинтересовался царевич, которого начало терзать любопытство — ведь никогда ему не доводилось видеть, как ифриты общаются с людьми, со стороны.
— Смысл есть всегда, в том есть суть, — туманно отозвался Хассан Кошачий Глаз и сделал знак открыть ворота. — Раз пришел, так стой. Может, что-то умное скажешь. Язык у тебя подвешен хорошо, слушать тебя мне в радость. А ты, Гармед, молчи, и не вздумай раззявить пасть, если не хочешь разделить известно чью судьбу!
Гармед набычился, уставился было на Хассана Кошачьего Глаза злым и колючим взглядом, да только не выдержал взгляда в ответ. Понурился, повернулся горбатой спиной и дернул за рукоять механизма, открывавшего ворота. Хассан Кошачий Глаз сложил руки на узкой груди и приготовился торжественно встретить незваного гостя, а царевич Эшиа примостился неподалеку, вознамерившись молча понаблюдать.
Человек пришел с юга. Это было видно по крою его одежды, манере ходьбы, и особенно — по выражению глаз. Его смуглая кожа пострадала от ветра, тело исхудало, и сам он еле держался на ногах, но все же нашел в себе силы склониться перед ифритом, представшим его взгляду, едва только перешагнув порог.
— Кто ты и зачем пришел сюда? Ищешь гибели или иной судьбы? — прогремел Хассан Кошачий Глаз, и человек вздрогнул всем телом, едва не пряча голову в синий песок.
Но затем поднял лицо и набрался смелости и сил ответить на вопрос, глядя в глаза ифриту:
— Мое имя Хаджа Баллай-ар-Тарак. Я не ищу ни гибели, ни иной судьбы, но только слышал, что в Царстве Ифритов, коли оно покажется на глаза, можно изыскать ответы на любые вопросы. Есть у меня такой вопрос: как спасти жизнь моей возлюбленной жены Дардарэ. И ответ я хочу получить у самого Царя Ифритов, ибо он, говорят, наделен даром исцелять любые раны и возвращать к жизни умерших!
Услышав такие его слова, Эшиа почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Хассан же замер на месте, не сводя с Хаджи устрашающего взгляда. Не дождавшись ответа от ифрита, упрямый Хаджа продолжил:
— Я прошу тебя, ифрит: отведи меня к Царю Ифритов! Моя возлюбленная жена, драгоценность моего сердца при смерти!
— С чего ты взял, что Царя это заинтересует? — прогремел Хассан Кошачий Глаз. — Царь наш любит, когда ему сказывают красивые истории да развлекают по хорошему. Чего ему твои беды?
Царевич Эшиа смотрел, как медленно катилась капелька пота по виску Хаджи, и отчего-то проникался душой к этому человеку. Такая смелость и решительность горели в его усталых глазах, что становилось понятно: он не отступится ни перед чем и здесь найдет свою гибель.
Потому Эшиа выступил вперед и нарочито громко спросил:
— Так неужели с простой болезнью не смогли справиться лучшие врачи, что ты предпочел искать гибель в пустыне?
Хаджа повернул голову и, увидев человека из плоти и крови, к тому же одноглазого и исхудавшего, но при том явно стоявшего на одной стороне с ифритами, изрядно удивился. Однако перечить не посмел и ответил:
— Не смогли, хоть мы и обращались к лучшим в нашем царстве, и даже заплатили последние деньги, чтобы приехал лекарь из соседнего государства и осмотрел Дардарэ. Но ничто не помогает ей, она чахнет и вянет на глазах!
— А Ифриты, далекие и от человеческих страстей, и от болезней, стало быть, помогут лучше, чем лекари, а особенно в отсутствие больной, — Эшиа сложил руки на груди.
Он чувствовал спиной взгляд Хассана Кошачьего Глаза, но даже головы не повернул — устремил все внимание на несчастного Хаджу.
— Отчего в отсутствие? — вскинулся Хаджа. — Целый караван отправился на поиски Царства Ифритов! Хорош бы я был, если бы оставил мою бедную Дардарэ совершенно одну, а сам отправился бы на поиски сам не знаю чего! Только к самому Царству, по счастливой случайности — не иначе как вел меня проницательный Ар-Лахад — показавшемуся мне, пришел я один, как предписывает традиция. А Дардарэ я могу немедленно предъявить Царю, если только захочет он видеть меня и помочь мне!
Царевич Эшиа повернул голову, встретив взгляд Хассана Кошачьего Глаза. За немым вопросом последовало безмолвное одобрение, словно ифрит мог касаться его мыслей и читать, словно открытую книгу. За спиной Эшиа почувствовал еще одного ифрита — то был Абдурадджин, его он теперь узнавал всегда. Ощутив поддержку ифритов, Эшиа осмелел и сделал шаг вперед, глядя на Хаджу сверху вниз.
— Расскажи сначала мне, — потребовал он голосом, который пристал царевичу, — о том, что терзает и мучает твою жену. Расскажи все без утайки так, чтобы слышали ифриты. Быть может, если рассказ твой будет достаточно затейлив, они решат помочь тебе. Не медли же, ибо время течет слишком быстро…
========== 36. ==========
И Хаджа, пав ниц перед человеком, чьего имени и происхождения не знал, но чутьем простолюдина угадал в нем знатного вельможу, поведал свою горькую историю.
Родом он был из маленького города далеко за пределами Белой пустыни, где зеленые равнины и невысокие горы теряются среди синего небосвода. Город не бедствовал — стоял на торговорых путях, и с трех сторон приходили караваны, привозя ткани, специи и драгоценности. Сам Хаджа был кожевником, как и его отец, и дед, и многие были кожевниками в том городе. А жена его Дардарэ, как и многие женщины, вышивала бисером и камнями по коже и шелку, и делала прекрасные седельные сумы, и туфли, и пояса. Словом, жили душа в душу и делали свое дело, пока не случилось большое горе.
Налетела холодная зима, а за холодной зимой — засушливое лето. Торговцы стали реже проезжать через их маленький город, а великим царствам редко есть дело до таких людей и таких городов. Случилось так, что о них почти забыли. А Дардарэ, не знающая конца в своем искреннем желании заботиться о муже и детях так, как привыкла прежде, надорвалась и слегла.
— История не нова, как видите, — усмехнулся Хаджа, позволяя себе сесть на пятки и глядя на тех, кто вершил теперь его судьбу, снизу вверх. — Известно мне, что царство ифритов искать — все равно что голову сложить. Ну раз такое дело… Чего бы головой не рискнуть? Раз в году и ифриты сокровенное желание исполнят…
— А как называется твой город? — задумчиво спросил Эшиа, потирая подбородок.
— Ар-Харет, — ответил Хаджа. — Это совсем небольшое поселение к югу от границ Белой пустыни. В прошлом там бурно текла Великая река Ерзалах, но ныне мало что осталось от ее плодородного русла…