Царь Ямайн между тем продолжал рассыпаться в похвалах самому себе, богатству своего стола и своим охотникам. К великой радости и облегчению царевича Эшиа, кроме рыбы ап-турифа не было больше не столе еды, добытой в обход законов, и к сладостям и фруктам он прикасался без опасение. Но и тут царь Ямайн не преминул рассказать, что только в стране Ямайн растет такой виноград, и такие персики, и делают такие сладости.
— Попробуй персик, внук моего друга, — со сладкой улыбкой уговаривал царь Ямайн, и Эшиа уже не знал, какие пути отступления следует искать. — Сочный персик, удивительный персик, посмотри, как налит солнцем его золотистый бок. Только на моих персиковых деревьях могут вырасти такие плоды. Только в моей стране столько солнца забирают себе свежие персики!
Царевич Эшиа, подчиняясь законам гостеприимства и собственным нуждам, надкусил один персик и вынужден был признать, что был он в самом деле сладок и сочен, но кусок едва не встал ему поперек горла от того, как смотрел на него царь Ямайн. Царь явно ожидал немедленно подтверждения совершенства вкуса персиковых плодов, и царевич Эшиа был рад хотя бы тому, что ему не придется кривить душой для похвал. Он доел персик и тщательно вытер пальцы, и только потом сказал с улыбкой:
— Персики твои и в самом деле потрясают мое воображение, царь Ямайн. Много мне довелось путешествовать, и много фруктов отведать, но плоды твоих садов затмевают их все.
Царь Ямайн остался доволен его речами и приказал немедленно подать чай. Царевич Эшиа вздрогнул, ожидая, что и чай у царя Ямайна неизбежно самый лучший и крепкий, но, на его счастье, чай оказался вполне обыкновенным, и обед завершился для Эшиа самым лучшим образом.
И только когда слуги убрали тарелки и оставили царя и его гостя со сладостями на расписных блюдах и свежим чаем, царевич Эшиа решил, что пора начинать разговор о серьезных своих делах.
— Как известно тебе, царь мой Ямайн, страна Эшиа отделена от твоей страны безжалостной Белой пустыней. Много дней потратил я, чтобы ее преодолеть, много лишений претерпел, чтобы добраться до тебя, и вот я здесь.
Царь Ямайн улыбнулся в ответ:
— Что же подвинуло тебя, юный царевич, на столь опасный путь? Немногие осмеливаются пересечь Белую пустыню без слуг и сопровождения. И еще меньшее количество смельчаков выходят оттуда живыми…
— У меня, мой царь, есть дело, которое только я могу решить, — прохладно улыбнулся в ответ царевич Эшиа. — Все дело в моем царственном деде, царе-путешественнике, чье имя мне выпала честь носить под взглядом Ар-Лахада. С самых моих ранних лет мой дед, царь Эшиа, воспитывал меня так, как считал нужным и правильным. Именно я унаследовал его страсть к путешествию. Мой отец, царь Аймир, вырос правильным царем, и подданные любят его, и правит он мудро и вдумчиво. Но царь Эшиа часто, бывало, печалился о том, что сын совсем не похож на него. И много занимался со мной, многому меня научил. И вот теперь пришла моя очередь странствовать, тем более, что я еще не царь, и долгое время еще царем не стану, а потому не лежит сейчас на моих плечах ответственность перед целой страной.
— Речи твои мудры и рассудительны, — заметил царь Ямайн. — Мне приятно слышать их. Признаюсь честно, порой я находил твоего деда чересчур легкомысленным. Ведь он бросал царство на своих министров и надолго покидал свою страну!
— Он остепенился со временем, — сказал царевич Эшиа.
Царь Ямайн кивнул.
— Да, я помню это. Однажды он приехал ко мне, усталый и изможденный, и все спрашивал, как ему добраться до царства Ифритов. Увы, мне нечем было ему помочь, так как царство Ифритов — это миф и выдумка для запугивания непослушных детей, и его не существует на самом деле. После этого, я слышал, он вернулся в свою страну и правил мирно и мудро до тех пор, пока не уступил трон своему сыну. Как он теперь поживает?
— Все дело в том, что я не знаю, — ответил с жесткой улыбкой царевич Эшиа. — Я отправился в путь, чтобы разыскать его. На закате своих лет царь Эшиа снова отправился в путь, чтобы найти царство Ифритов. И теперь я иду по его следу в надежде, что смогу найти его живым и невредимым.
Царь Ямайн всплеснул руками.
— Неужели? Так я и знал, что его нрав так просто не упрятать в клетку! И успешны ли твои поиски?
— Пока нет, мой царь. Я надеялся, что он мог по старой дружбе навестить тебя.
— Если бы это только произошло, каким счастливым я бы тогда был! Но не было его здесь! И не навещал он меня!
Царевич Эшиа горько вздохнул. Его надежды снова рассыпались в прах. Как будто царь Эшиа растворился призраком среди пустыни! Никого из своих прежних друзей он не навестил, нигде не был, и никто не видел его.
— Как жаль мне слышать это, мой царь, — горько сказал он. — По правде сказать, ты оставался моей последней надеждой. Я верил, что хоть в царство Ямайн мой царственный дед обязательно заехал бы по пути, ибо знал он, что всегда тут желанный гость…
Царь Ямайн перегнулся через стол и накрыл своей широкой морщинистой ладонью руку царевича Эшиа. Эшиа дернулся было убрать руку, но вовремя вспомнил о приличиях и стерпел. Царь Ямайн приблизил лицо к его лицу и проговорил с елейной доверительностью:
— Мой милый царевич… Мое сердце готово разбиться вдребезги от тех слов, что я должен произнести перед тобой, но долг велит мне сделать это. Послушай меня и постарайся понять всю жестокую правду. Когда твой царственный дед, царь Эшиа, стал моим другом и союзником, он был уже немолод. Уже никто не назвал бы его юношей в тот момент. Я же, по воле судьбы и священного Ар-Лахада, взошел на престол в очень юном возрасте. Я был даже младше тебя, царевич, ты только вообрази себе! Но не обо мне речь, а об Эшиа. Который, как я понимаю, покинул дворец, уже взрастив сына и внука. А женился он поздно, много позже, чем принято вступать в брак царю. И если юность его, и сила, и навыки, и умения, позволяли ему выжить в Белой Пустыне, то что может противопоставить ей старик? Прими это, царевич: твой дед не пережил дороги…
Царевич Эшиа не выдержал и выдернул руку из цепкой хватки царя Ямайна.
— Ты лжешь, мой царь, — одеревенев, прошептал он. — Эшиа жив. Мой дед жив. Я клянусь Ар-Лахадом, я знаю это, и я докажу это. Я найду его и приведу его домой.
— Наивная юность, — усмехнулся царь Ямайн и хлопнул в ладони. — Слуги! Несите больше сладкого вина и сладостей: царевичу Эшиа надо подсластить горечь его жизни!
Царевичу Эшиа пришлось выдержать еще несколько часов беседы с царем Ямайном, и слушать его похвальбы и хвастовство, ибо, казалось, ни к чему другому царь Ямайн не был расположен. И только когда подошли к концу и сладости, и фрукты, и вино, царевич Эшиа сказал, что желает прогуляться в то время, пока солнце еще высоко, и осмотреть красоты страны Ямайн. Ему было интересно, как выглядит царская столица, как живут в ней простые люди. Он помнил про желание свое обсудить с царем позабытые им деревни, но сначала он хотел дать себе полное представление об этой стране.
Царь Ямайн отпустил царевича Эшиа, но сначала многословно пригласил поужинать с ним, и Эшиа согласился. После чего отправился в отведенные ему покои, и молчаливые слуги сопровождали его, показывая дорогу среди белых коридоров.
Слишком много белого цвета окружало царевича Эшиа со всех сторон, так, что у него начали болеть глаза. Белыми были и стены в его покоях, но покрывала и ковры пестрели синими и зелеными узорами. Слуги нагрели для Эшиа воду купальне и принести чистую одежду из синего шелка, и царевич с большим удовольствием воспользовался и тем и другим. После многих дней, проведенных в пустыне, волосы его стали еще более жесткими и завивались теперь в тугие кудри, едва опускавшиеся ниже плеч. Царевич помнил еще, как длинные, вьющиеся свободной волной волосы, опускались ему на спину. Его отец, царь Аймир, говорил ему, что царям стоит брить лицо и носить длинные волосы. Эшиа брил лицо, хоть и успел зарасти щетиной, от которой счастлив был избавиться теперь, но считал, что длинные волосы это пережиток прошлого, и что в путешествии и сражении они могут стать лишь помехой, поэтому без сожаления обрезал их. Однако теперь, глядя на свое отражение в высоком зеркале, он начал сомневаться в правильности своего поступка: волосы падали на шею и лицо, не убирались в узел, выбивались из-под любого платка и лезли в глаза. Эшиа старательно высушил их и убрал под головной платок, надел чистую одежду и покинул отведенные ему покои.