Буду возвещать имя Твое братьям моим, посреди собрания восхвалять Тебя.
Боящиеся Господа! восхвалите Его. Все семя Иакова! прославь Его. Да благоговеет пред Ним все семя Израиля,
ибо Он не презрел и не пренебрег скорби страждущего, не скрыл от него лица Своего, но услышал его, когда сей воззвал к Нему.
Кенитам этот псалом известен в более ранней версии: «Ева, Ева, для чего ты оставила меня?» В последних четырех стихах — просьба к Матери всего сущего не отрекаться от стародавнего договора, во веки веков не допускать торжества Азазела и не лишать Адама бессмертия.
На девятом часу Иисус страшно закричал и в последнем содрогании испустил дух. Лицо его исказилось, взгляд остановился, нижняя челюсть упала, грудь больше не вздымалась.
— Как он быстро умер, — удивился офицер. — Рад за него. Хоть он и еврейский пес, а все-таки храбрый человек. Я знавал таких, которые висели по пять дней, а то и больше, но за это пусть благодарят того, кто их бичевал. Если он не жалеет сил, они потом мучаются куда меньше.
Постепенно небо расчистилось, и вновь ярко засветило солнце, хотя подземные толчки еще некоторое время продолжались.
Ближе к вечеру секретарь Пилата по восточным делам прискакал на гору напомнить офицеру, что по Закону Моисея распятые не должны оставаться на крестах после захода солнца, а в канун Пасхи тем более нельзя оскорблять чувства местного населения. Иисус и оба разбойника должны быть немедленно убиты. Офицер приказал:
— Перебейте двум живым ноги, а потом убейте их. Хромого не трогайте, он уже хромой, только удостоверьтесь, что он умер.
Обоим зилотам воины перебили молотком правую ногу, а потом копьем проткнули грудь под ребрами. Один из них, правда неохотно, ткнул заодно копьем и Иисуса с правой стороны груди. После этого должно было бы показаться легкое, не будь оно ужато водой, скопившейся в плевре после бичевания и хлынувшей наружу, когда воин вытащил копье.
Тела сняли, положили на телегу вместе с крестами и инструментами и повезли в покойницкую в башне Фазаила.
Иисус был мертв. По еврейским понятиям он умер в ту минуту, когда его распяли, потому что в ту минуту он выбыл из еврейской общины и стал «червем, а не человеком». Толпа же думала, что он умер, когда испустил последний крик на девятом часу казни и когда левиты-мясники принялись за свое предпасхальное дело. В официальной римской версии значится, что он умер после того, как его пронзили копьем, потому что из раны полилась кровь, которая не течет из мертвого тела. Именно этим временем удостоверили его смерть и офицер, и Антипа, пришедший в покойницкую опознать труп. Двенадцать же главных кенитов, которые короновали Иисуса и теперь стояли впереди толпы, решили, что он умер, когда его покинуло царское достоинство и он пробормотал: «Вот и смерть идет». В это мгновение умер Священный Царь, наследник Голубки.
Последней ушла с Голгофы мать Иисуса — Мария. По дороге домой ее ждали кениты, которые почтительно поздоровались с ней.
— Разреши нам, — попросили они, — предать земле тело нашего Царя.
— Спросите дочь Иосии Клеопы.
— Она разрешила, но нам нужно и твое разрешение.
— Неужели вы посмеете притронуться к тому, кто проклят, благородные сыны Раав?
— У нас древний Закон, и по нему распятие — священная казнь.
— Где вы похороните его?
— Где похоронен Первый Адам.
— Вы пойдете к римлянам просить, чтоб они отдали вам тело?
— Нет, такого права у нас нет. Ты его мать, и ты должна пойти к ним, потому что царица боится раскрыть себя. Только они не должны знать, кто просил тебя об этом.
— Я с радостью это сделаю. Я не забыла о дружбе, много лет назад выказанной мне вашими отцами, когда мне грозила смертельная опасность.
Она отправилась к Иосифу Аримафейскому и в полночь, когда пасхальная трапеза подошла к концу, попросила его помочь ей забрать у Пилата тело своего сына.
Иосифу было жалко ее, но он сказал:
— Увы, женщина, когда он был жив, я делал все, что в моих силах, чтобы спасти его. Теперь, когда он мертв, я ничего не могу сделать. Он невинен, но тело его проклято, и мне нельзя прикасаться к нему. Если я приду к Пилату с твоей просьбой, он поиздевается и откажет мне, только твои материнские слезы могут его разжалобить.
— Разве Пилат примет меня? Он ведь разговаривает только с важными господами. Но ты не бойся, я нашла чужестранцев, которые готовы отнести тело моего сына туда, где он будет похоронен, и, если правда, что ты не хотел его смерти, докажи это в последний раз. Я вдова, и он был моим единственным сыном.