— Все-таки я едомитянин, а Исав продал свое пер-иородство Иакову за миску чечевицы. И свое благословение тоже.
— Исав умирал от голода и умер бы, не будь той чечевицы. Иаков поступил нечестно, позволив Исаву расплатиться таким образом за гостеприимство, которое он в любом случае должен был оказать ему. И благословение Иаков тоже украл, а сказано: вор должен отдать наворованное. А о том, что ни благословение, ни первородство не были проданы навсегда, ясно говорится в двадцать седьмой главе Книги Бытия словами Исаака:
«Брат твой пришел с хитростью и взял благословение твое… и ты будешь жить мечом твоим и будешь служить брату твоему, будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго с выи твоей».
И Исайя в своей Книге, опираясь на это пророчество, говорит в шестьдесят третьей главе о приходе Мессии: «Кто это идет от Едома, в червленых ризах от Вос-ора, столь величественный в Своей одежде, выступающий в полноте силы Своей?» И ему отвечают: «Я — изрекающий правду, сильный, чтобы спасать». Потом Исайя опять спрашивает: «Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя, как у топтавшего в точиле?» Ему же отвечают: «Я топтал точило один… — Это значит, без брата Иакова.-… год моих искуплений настал».
— Кто же эти искупленные?
— Едомитяне, конечно же. Смысл в том, что едоми-тяне, а не израильтяне, истинный народ Иеговы. Когда Иаков заменил Исава, Иегова принял израильтян за детей своих и выказал им необыкновенную доброту, а они восстали против него. Вот, теперь едомитяне взывают к нему словами Исайи: «Мы твои. Ты никогда не был их Богом. Поначалу они не назывались Твоим именем. Они попрали святилище Твое».
— Значит, обещанный Мессия должен быть едоми-тянином? — изумился Антипатр.
— А как иначе он может стать вторым Адамом? Едом и Адам — один человек. Красный Человек из Хеврона. Как еще он может быть вторым Давидом? Только если его мать будет из племени левитов и дочерью Аарона. Таким образом, поскольку Халев, царственная часть Едома, считается Иудиной, то предсказано в Священном Писании: «Мессия придет из дома Левия-первосвященника и из дома Иуды-царя, и он будет особой священной».
Тут загорелось у него в груди, и он стал декламировать из завета Левия:
Бог нового священника воздвигнет, В его уста Свое Он вложит слово, И правые законы утвердятся По всей земле на многи-многи лета.
Его звезда взойдет подобьем царской, Как солнцем полдень, озарив познанье, Его прославится повсюду имя, Тьму расточа, как яркий луч светила.
Всеобщий мир во дни его настанет, И небо возликует, и земля Возрадуется, Бог на нем почиет, И мудр, и свят он будет меж людьми.
Господне покровительство почиет.
На всех его сынах, и на земле.
Никто в премудрости с ним не сравнится.
И станет в мире он народам пастырь.
Чрез благодатьначнется просвещенье -
И кончится победой над грехом. {3}
Глава шестая ВИДЕНИЕ
Антипатр молился во дворе Израиля. У него сложилась привычка каждое утро на рассвете приходить в Храм и молиться, по иудейскому обычаю, на коленях. Неожиданно он услыхал за спиной непонятный шум, словно случилось что-то ужасное, а когда он повернулся, то увидел бегущих куда-то суровых стариков в дорюгах, которые что-то громко кричали и посыпали себе головы пеплом. Всем, кто встречался им по дороге, они шепотом говорили несколько слов, после чего те тоже широко разевали от ужаса рты и принимались рвать на себе дорогие одежды. Вскоре рыдали все.
Антипатр бросился к своему ближайшему другу Рувиму, сопернику Иоакима, которого нашел за беседой с Захарией Садокитом.
— Сын Авдиила, что случилось? — спросил он его. — Какое несчастье обрушилось на нас?
Рувим не ответил. Он отвернулся от Антипатра и зарыдал подобно остальным, громко прося Иегову отомстить святотатцам. Захария последовал его примеру.
Антипатр отправился на Женский двор, где тоже все, кого бы он ни встретил, отводили глаза, отчего у него возникло неприятное ощущение, будто и плач, и проклятия каким-то образом связаны с ним.
«Наверное, мне тоже нужно рыдать? — подумал Антипатр. — Но сначала неплохо бы узнать, что случилось».
Во Дворе язычников он встретил начальника Храмовой стражи Сарми, который пришел с левитами, чтобы поддержать порядок в Храме, и прямо спросил его:
— Отчего все рыдают, Сарми? Что случилось? Я слышал, кричат «осквернение» и «мерзость», но ничего не понял. Кажется, меня за что-то осуждают? Будто я участвовал в каком-то святотатстве? Но мне об этом ничего не известно. Моя совесть чиста перед Богом и перед людьми. Если же я кого-то ненароком обидел, пусть Господь меня простит!
Сарми приветствовал Антипатра по всем правилам придворной учтивости. Этот высокий, тощий священнослужитель, имевший дурную славу, как все ставленники Ирода, редко смущался, но сейчас ему явно было не по себе.
— Царевич, по городу ходят слухи, будто воры залезли в гробницы царя Давида и царя Соломона. Эти потерявшие стыд собаки смеют обвинять твоего царственного отца, будто бы он был у них за главного.
Он нарочно говорил громко, чтобы все его слышали. Антипатр был потрясен.
— Господь запрещает прикасаться к могилам! Сморщенная старуха ухватила его за рукав.
— Эй, — проскрипела она, — ты тоже ни в чем не виноват? Ты тоже ничего не знал? Очень хорошо. Так я расскажу тебе, что ночью один раб-едомитянин, подписавший безбожный указ против взломщиков домов, привел в царские гробницы банду необрезанных греческих псов. Мулы ждали их у входа. Тысячу талантов серебра они погрузили на них и отправили во дворец. О других сокровищах мы не знаем, потому что все было в мешках. Говорят, еще вроде не хватает шестидесяти золотых щитов и семи бронзовых чаш, но серебряных слитков было семь, это точно. Признайся, какая твоя доля. А, сын раба?
Уходя под охраной левитов, она смеялась и крича-чм:
— Старый козел сначала ограбил живых, а теперь грабит мертвых. Господь накажет его по его собственному нечестивому указу, и он полетит вверх тормашки ми в бездонную пропасть!
Антипатр прибежал во дворец и с удивлением обнаружил, что никто не собирается ничего опровергать, что всем все известно, и царь не срывал печать с дверей усыпальницы, а просто взял кое-какие ценности и. ч сокровищниц. Ирод ничего не скрывал. Когда же к нему явились возмущенные саддукеи, он сказал им:
— Ах вы лицемеры! Разве япервый позаимствовал серебро из сокровищницы Давида и Соломона? Отвечайте!
— Нет, царь, — честно отвечал ему Захария. — То же самое было сделано, когда городу грозил Антиох Сирийский. Царь Гиркан Маккавей откупился от него #9632; громя тысячами талантами серебра, взяв их из сокро-нигцницы царя Давида. Однако тогда народу грозила Сюда, и он сделал это открыто.
— Удивляюсь твоей наглости, священнослужитель. Гиркан взял три тысячи талантов серебра из усыпальницы, чтобы откупиться от захватчика, не пожелав I щерить себя и своих неустрашимых воинов Всемогущему Господу, а ты еще славишь его! Я же взял всего греть этой суммы, чтобы заплатить рабочим, которые перестраивают Храм Господа, а ты кричишь на меня, словно я карманник. С каких это пор ты, Захария, заделался фарисеем?
— Господь запрещает мне быть им.
— Значит, ты не веришь в воскресение?
— Я саддукей и сын саддукея.
— Но если Давид и Соломон не воскреснут, какая им польза от серебряных слитков, бронзовых чаш и полотых щитов? Все, что я взял из усыпальницы, пойдет на прославление Вечного Бога. Разве сам Давид не признавался в псалме, что нагим он вышел из материнского чрева и нагим вернется в землю? Богатое убранство его усыпальницы противоречит Святому Писанию. Я взял сокровища ночью, чтобы не нанести никому обиды. Если бы я сделал это днем, наверно, вы бы еще громче кричали о моем бесстыдстве.