— Вторая Мария.
— С радостью принимаю его даже из твоих рук, хотя пренебрегаю твоей госпожой.
Женщина встала и быстро вышла вон.
Ессеи были в ярости. Они не допускали женщин на свои собрания и считали непристойным во время трапезы умащиваться благовониями.
Один из них спросил Иисуса:
— Кто эта женщина? Зачем она напрасно растратила столько мирра?
Они принялись подсчитывать стоимость мирра и сколько денег можно было бы выручить за него, чтобы раздать бедным.
Ученики с горячностью защищали Иисуса.
Иуда сказал Симону Прокаженному:
— Бедные всегда толпятся у твоих ворот. Почему же ты завидуешь тому, кто отказался от земных благ? Разве ты так же беспокоишься о бедных, как он? Быть гордым саддукеем — одно, быть смиренным евиони-том — совсем другое. Каждому воздается по заслугам. Свободный же ессей без пользы торчит на мосту, наблюдая за гибельным потоком.
— Это была Мария-цирюльница, — сказал Иисус. — Она пришла помазать меня перед погребением. Не забудьте о ней. Она приходила с миром. Любовь погубила ее. Из ревности она стала колдуньей.
Услыхав имя Марии, ессеи торопливо поднялись из-за стола и вышли вон, чтобы очистить себя. Они кричали друг другу в изумлении:
— Как нас обманули! Неужели этот сумасшедший и есть тот, кого прорекали нам Иоанн Креститель и почтенный блюститель горы Хорив?
Никого не осталось с Иисусом, кроме его учеников. В печали сидел он за столом. Галилея отвергла его. Горная Иудея не приняла его. Не приняло и Заиор-данье. Самаряне, едомитяне, иудеи из Леонтополя выжидали. Иерусалим отверг его правой рукой иевусеев и левой рукой левитов. Женщина замыслила убить его. Сначала евиониты покинули его, теперь ессеи. Но он все еще царь Израиля. Последний из древней династии. Пусть непризнанный, но царь. Он все еще верит в милость Иеговы и в честность пророков. Его против воли заставили ступить на дорогу Адама, но он пройдет по ней по-своему.
И Иисус прочитал нараспев прекрасные и непонятные стихи Исайи:
Кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня?
Ибо Он взошел перед Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему.
Он был презрен и умален перед людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что не ставили Его.
Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом.
Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились.
Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас.
Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих.
От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь.
Ему назначали гроб со злодеяниями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его.
Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления. Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его.
На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесет.
Посему Я дам Ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу, за то, что предал душу Свою на смерть; и к злодеям причтен был, тогда как Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем.
Иисус оглядел недовольные лица двенадцати учеников, тяжело вздохнул и ничего больше не сказал. Никто не смел пошевелиться, даже подвинуть локоть, чтобы не нанести ему обиду, таким невыносимым было с виду его горе. Неожиданно все обратили внимание на его тяжелое дыхание и изменившееся лицо, словно он стал больше и величественнее с виду, и поняли, что надо ждать пророчества.
Прошло немного времени, и с его уст с пугающей силой полились слова.
— Аминь, аминь, я не буду пасти стадо! — громко крикнул он, схватил свой увесистый посох, украшенный цветами, и, напрягая все силы, переломил его о правое колено.
Ошеломленные ученики не сводили с него глаз.
— Аминь, аминь, дети мои, зачем делать то, что не принесет плоды? Зачем обижать чистых ради нечистых? Пусть овцы бьются в колючих кустах, пусть отставшая овца блеет в болоте, уходите все, забудьте о вашем долге передо мной! Возвращайтесь в загон, становитесь хозяевами, пойте весело, пляшите, пируйте с богатыми!
Петр подобрал с пола обломки палки из миндального дерева и печально уставился на них, словно ребенок, который не в силах оторваться от сломанной игрушки. Ничего не сказав, Иисус взял другую палку с вырезанными на ней полосами и, разломав ее, выкинул в окно.
— Учитель, где ты возьмешь посох? — с упреком спросил его Петр.
— Завтра утром отправляйся на бойню и принеси мне крюк мясника и его веревку.
Но тут пророческий дар отпустил его, и, усевшись поудобнее; он ласково улыбнулся ученикам. Все в нем переменилось. И его вид, и его настроение. Ученики робко улыбнулись ему в ответ.
Иисус похлопал Петра по плечу.
— Смелее, Петр, — сказал он. — Еще не конец! — Он заметил полные чаши, которые ессеи оставили нетронутыми. — Друзья, что мешает нам сегодня выпить и повеселиться? Я освобождаю вас от ваших обетов, если вы сегодня выпьете со мной как честные люди.
Иисус взял ближайшую чашу и осушил ее одним глотком, потом с размаху поставил ее на стол и весело запел галилейскую свадебную песню. Ученики тоже выпили, захлопали в такт в ладоши и тоже запели. Потом кто-то из них стал плясать на столе, щелкая пальцами и прислушиваясь к непристойным шуткам Фаддея и Симона Кананита.
— Слеза горя, слеза ярости, слеза веселья — нет, слеза веселья всегда лучше! Отдохните от проповедей, дети мои, и посмейтесь над этим миром.
Великую тяжесть он снял с их сердец. Не надо больше притворяться благочестивее, чем они есть на самом деле. Они были верны Иисусу и в хорошие, и в плохие времена, но теперь, когда он разрешил. терзав-шее их уже несколько месяцев сомнение и позволил им веселье, из-за которого они втайне ругали себя предателями, они любили его больше, чем когда-либо! Нет, это еще не конец! Израиль еще не готов к спасению. Можно ослабить путы на сердце.
Только Иуда, сославшись на болезнь, отказался от вина и около полуночи был единственным учеником, который мог стоять на ногах. Он успокаивал себя: «Не может быть. Я хорошо знаю Учителя. Он не из тех, кто поддается внезапному унынию, как это, кажется, с ним случилось. Он — царь. Царь по праву рождения. Он пойдет до конца. Значит, он притворяется? Притворяется, чтобы испытать нас? Завтра все станет ясно».
Однако на другое утро Иисус продолжал пребывать в том же странном настроении. Он напомнил Петру о поручении и выпил неразбавленного вина, которое настойчиво предлагал и ученикам. Иуде вспомнились слова Исайи: «Горе тем, кто с раннего утра ищут сикеры…» Когда Петр возвратился с крюком и веревкой, все вышли в сад и Иисус сказал Иуде:
— Я голоден. Залезь на смоковницу и сорви мне дюжину смокв.
— Они еще не созрели.
— Как? Нет ни одной?
— Нет, учитель, им еще не время.
Тогда Иисус, впав в ярость, вытянул вперед руку и торжественно призвал Червя, который сгрыз тыкву Ионы, точно так же поступить со смоковницей. Ее нежные листья начали вянуть, и к следующему утру она совсем засохла.
Тогда Иуда сказал:
— Учитель, а как же твоя притча о мудром крестьянине и смоковнице, что стала символом Израиля? Он не срубал ее, хотя она не плодоносила три года, а ты убил это дерево, не дождавшись даже положенного срока!
Иисус пренебрежительно рассмеялся.
— Ну и что? Разве ты не видишь кровь на моем новом посохе? Идемте со мной, дети скотобойни! Совершим сегодня великое деяние, благородное деяние, от которого вспыхнут сердца простых паломников. Очистим внешние дворы Храма и начнем с базилики царя Ирода.