— Ну, что ты распелся, — сказал Иоанн, — попросил бы лучше Басманова.
— На твоё рождение, государь, я потешу тебя песнею, — сказал Фёдор Басманов и запел:
— А вы кричите, — сказал Басманов весёлым гостям, — рыбы, рыбы, рыбы.
И все с громким хохотом повторили «птицы, птицы, птицы», махая руками.
И бояре, закричав «туры да олени», побежали вслед за Басмановым, спотыкаясь, кругом стола. Смех раздавался в палате.
Басманов продолжал:
— Склад лучше песни, — сказал Афанасий Вяземский.
— Поцелуй Фёдора, — сказал Алексей Басманов Иоанну, — как я целую его. Он поёт, как красная девица.
— У меня голова кружится, государь, а то я лучше бы спел, — сказал изнеженный любимец.
— Голова кружится — ляг отдохнуть, — сказал Иоанн, держа его за руку.
Басманов улыбнулся и склонился головою на плечо Иоанна.
Между тем шут Грязной хвалился, что скоро будет воеводой.
— Горе-воевода! — сказал Мстиславский.
— Не хвались воеводством, а хвались дородством, — сказал Малюта Скуратов.
— Мстиславский толст, а я не прост, — говорил Грязной, — величается он воевода большого полка, а я воевода большого ковша, так посмотрим, кто одолеет?
— На чём же бой, на копьях, что ли? — спросил царевич Симеон Бекбулатович.
— На чарках, и кто отстанет, тот полезай сквозь ухо иглы.
Иоанн смеялся, а Малюта Скуратов, взяв с серебряного блюда чрезвычайной величины дыню, покатил её к Грязному, закричав: «Ешь за то, что весело шутишь».
— Экая невидаль! — сказал Грязной, притворяясь обиженным, — другое дело, если б подвинул стопу мёду и сказал: «Пей за то, что весело шутишь».
Иоанн велел крайнему подать золотой кувшин с вишнёвым мёдом, сам налил серебряную стопу и вдруг опрокинул на Грязнова.
— Пей за то, что весело шутишь!
— Вот как, братец-государь, — сказал, простодушно засмеявшись, Юрий Васильевич.
Раздавался шумный хохот, алый мёд лился ручьями с головы Грязнова на парчовую скатерть.
— Князь Воротынский и зван был на твой пир, да не приехал, — сказал Иоанну Алексей Басманов, заикаясь от мёда.
— Сидят пасмурные, поникши головой, — шептал Левкий, указывая на Репнина и сидящих возле него, в углу палаты, князя Горбатого, Шереметева и юного князя Оболенского. — Замечай теперь, государь, замечай лица и мысли и отличишь верного раба от изменника. Кто скучает за весёлым пиром, у того злое на уме.
— Адашевцы осуждают нас, — сказал царь.
— Не повторяли и песни в честь тебя, государю, — сказал Скуратов.
— И Молчан горюет, как будто в беде, — заметил со злой усмешкой Алексей Басманов, указав на дьяка Молчана Митнова, так прозванного за его молчаливость.
— Пей, Молчан, — сказал молодой Фёдор Басманов, — пей за весёлых гостей!
— Шестой кубок! Нет, не пью я мёда из твоих горьких рук...
— Государь! Молчан досадил мне и не пьёт кубка за твоё веселье, — жаловался Басманов царю.
— Я научу его веселиться! — гневно сказал Иоанн.
Но вошёл брат царицы, князь Михаил Темгрюкович, и разговор Грязного с черкесом на время укротил гнев Иоанна.
ГЛАВА IX
Феодорит
Иоанн, чувствуя всю необходимость и важность деятельности самодержца, возвратился к царским трудам. День его начинался с рассветом. Он выслушивал приближённых сановников, читал челобитные, разбирал посольские статьи и разряды, решал сомнения боярской думы и карал нарушителей закона. В то же время он спешил с приготовлениями к войне в месть за отказ Сигизмунда Августа. Воеводам объявлен был поход, и опальный князь Курбский должен был, по повелению царя, выступить из Москвы с полками под Псков.