С этого дня здоровье царя непрестанно ухудшалось, и он спешил сделать последние распоряжения. Прежде всего Ирод велел выплатить зарплату и выдать каждому солдату премиальные 50 драхм, чтобы армия сохраняла ему верность и в первые дни после смерти. Богатые подарки от царя получили в эти дни также все придворные и офицеры.
Флавий пишет, что адские боли и зуд доводили Ирода до приступов полного помрачения рассудка, а мысль, что он ненавистен народу, для которого, по его мнению, столько сделал, буквально сжигала его изнутри. В один из таких приступов он приказал собрать всех находившихся в Иерихоне еврейских аристократов на городском ипподроме, превратившемся таким образом в своеобразный концлагерь на свежем воздухе. Вскоре после этого он призвал к себе Саломею и ее мужа Алексу — последних родственников, которым он еще доверял.
— Я не дам моим ненавистникам сделать день мой смерти днем ликования и праздника, — сказал он. — Обещайте мне, что в день моей смерти вы прикажете солдатам перебить всех, кто находится на ипподроме, и только затем объявите о случившемся. Пусть в этот день рыдают в сотнях домах Иудеи — если не по мне, то по своим мужьям и сыновьям!
«Затем он послал за своей сестрой Саломеей и ее мужем Алексой и сказал им, что он скоро умрет, так как его страдания неимоверны. Конечно, это вполне естественно и бывает со всеми, но его особенно огорчает, что он умрет и никто не станет оплакивать его и скорбеть о нем в такой мере, в какой это было бы прилично, так как он ведь царь.
Ему прекрасно известно настроение иудеев, и он знает, насколько желательна и приятна им смерть его, так как они еще при его жизни устроили бунт и нагло отнеслись к его жертвенным дарам. Поэтому, говорил он, теперь их дело придумать для него какое-нибудь облегчение его страданий. Итак, если они (Саломея и ее муж. — П. Л,) не откажутся помочь ему, то ему будут устроены такие пышные похороны, каких не удостоился еще никто из царей, и тогда весь народ обуяет искренняя скорбь, между тем как теперь народ этот издевается и смеется над ним. Поэтому, когда они (Саломея и ее муж. — П. Л.) удостоверятся в его смерти, пусть они распорядятся окружить ипподром войсками, которым, однако, не следует пока сообщать о его кончине (это можно будет возвестить народу после исполнения его воли), и прикажут им перестрелять заключенных в ипподроме людей. Тем, что они таким образом умертвят всех, они окажут ему двойную услугу: во-первых, тем, что в точности исполнят выраженное им перед смертью желание, а во-вторых, тем, что в таком случае народ почтит его искренним горем. Ирод умолял их об этом со слезами на глазах, прося их сделать это из родственного чувства к нему и из любви к Господу Богу. Так как он настаивал на том, чтобы они оказали ему эту честь, те обещали в точности исполнить его желание.
Если кто-либо вздумает объяснять прежние поступки этого человека относительно родных тем, что он совершил их из привязанности к жизни (и боязни умереть), то это его приказание является окончательно бесчеловечным, так как он, покидая жизнь, желал повергнуть весь народ в горе вследствие утраты самых дорогих ему лиц. Ведь он приказал умертвить из каждого дома по одному человеку, притом без того, чтобы эти лица совершили что-либо незаконное или обвинялись в каком-нибудь преступлении; все, кто ценит добродетель, обыкновенно в такие минуты забывают свою ненависть к действительным врагам своим», — сообщает Флавий (ИД. Кн. 17. Гл. 6: 5–6. С. 193–194).
Впрочем, ряд исследователей считает, что вся эта история с ипподромом и последним желанием Ирода является не более чем легендой, призванной усилить его имидж законченного злодея. В то же время и исключать того, что так оно и было на самом деле, тоже нельзя.
В эти же самые дни из Рима наконец пришло долгожданное письмо от Августа. Император сообщал в нем, что казнил Акмею за участие в заговоре против Ирода, а также утвердил его решение о смертном приговоре Антипатру, но добавил, что если Ирод заменит смертную казнь изгнанием, то он не будет особенно возражать.
В сущности, это был еще один призыв к милосердию, но если Ирод отказывался понимать подобные «намеки» Августа раньше, то теперь уж точно на такое понимание не было никаких шансов.
По получении письма Ирод велел составить новый, уже седьмой по счету (но теперь уж точно последний) вариант завещания. В нем он просил передать царскую власть старшему сыну от самаритянки Малфаки Архелаю, но, по сути дела, разделял Иудею на множество небольших княжеств.
Антипа, указанный в предыдущем варианте завещания главным престолонаследником, получал тетрархию в Галилее и Пирее. Филипп также получал тетрархию, включающую Трахон, Гавланитиду (Голанитиду), Батанею и Паниаду. Крепости Ямния, Азот и Фасаилида отходили к Саломее, получавшей вдобавок 500 тысяч серебряных монет. Остальным родственникам достались земельные наделы и суммы. Главными же наследниками своего финансового капитала Ирод объявил Августа и его жену Юлию.