Выбрать главу

Брак с «настоящей» еврейкой был для Ирода чрезвычайно важен, так как наконец делал его и его будущих детей в глазах окружающих евреями не только де-юре, но и де-факто и, таким образом, безусловно, был огромным шагом вперед в его укоренении в еврейском обществе.

Вместе с тем было бы нелепо предполагать, что Дорис была уж совсем «безродной», девушкой «от сохи». Скорее всего, она была дочерью какого-то мелкого царедворца, с которым приятельствовал Антипатр.

Назначив старшего сына стратегом Иерусалима, а младшего — Галилеи, Антипатр вроде бы четко обозначил, что главным своим наследником считает Фазаила, а не Ирода.

Это решение отца явно бередило душу Ирода — он не желал смириться с тем преимуществом, которое отец отдавал брату, подобно тому как сильный и ловкий Исав не мог смириться с тем, что главное отцовское благословение досталось тихоне Иакову. Ирод с детства всюду и во всем хотел быть первым, и никакая другая роль его не устраивала.

Однако если задуматься, то назначение в Галилею было куда более ответственным, чем в Иерусалим. Если в Иерусалиме было относительно спокойно, то Галилея бурлила и положение в ней никак не могло устроить наместника Сирии Секста Цезаря — близкого родственника самого Гая Юлия Цезаря.

Основную головную боль для Рима в Галилее представляли те, кого Иосиф Флавий называет «разбойниками». Их «шайки» сновали по всей области, нападали на идущие в Сирию и возвращавшиеся оттуда торговые караваны, грабили деревни и города, а время от времени совершали и отчаянные вылазки против римских гарнизонов в самой Сирии. В результате за Галилеей прочно закрепилась репутация «бандитского округа», сохранявшаяся еще в течение многих десятилетий. Отголоски такого отношения к Галилее можно найти и в Талмуде, и в Новом Завете: «Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин. 1:46).

Навести порядок в Галилее, обезопасить ее дороги, города и веси, заставить жителей платить причитающиеся налоги было совсем непростой задачей. Решить ее — значило завоевать расположение римлян, и молодой стратег с энтузиазмом принялся за дело.

Получив в свое распоряжение несколько тысяч воинов, Ирод устроил настоящую охоту на «разбойников», выслеживая их в лесах и пещерах Галилеи, загоняя в хитроумно расставленные западни. Наконец он добрался до Езекии (Хизкиягу) Галилеянина — главаря самой большой «шайки», насчитывающей свыше тысячи человек. Саму «шайку» разгромить не удалось, но в бою Езекия был схвачен в плен и тут же, вместе с еще несколькими соратниками, казнен.

«Видя, что Гиркан медлителен и апатичен, Антипатр назначил старшего из сыновей своих, Фасаила, начальника над Иерусалимом и его окрестностями, а следующему за ним сыну, весьма еще молодому Ироду (ему было тогда лишь 25 лет), поручил управление Галилеей. Впрочем, последнему нисколько не мешала его юность; будучи человеком рассудительным, юноша немедленно нашел возможность выказать свою доблесть, а именно: ему удалось захватить Езекию, атамана разбойников, совершавшего во главе огромного отряда набеги на пограничные с Сирией области; затем он казнил его и многих его товарищей по шайке. Это дело вызвало в сирийцах большую симпатию к Ироду, потому что он очистил страну от разбоев, о чем они давно мечтали. Поэтому они стали прославлять его за это в деревнях и городах, так как он вернул им мир и спокойное, безмятежное пользование благами жизни», — повествует об этих событиях Иосиф Флавий (ИД. Кн. 14. Гл. 9:2. С. 65).

Нет никакого сомнения, что, диктуя писцу эти строки, Флавий кривил душой в угоду римскому читателю. Кому-кому, а ему было прекрасно известно, что евреи Галилеи никогда не считали Езекию Галилеянина и его бойцов «разбойниками».

Еврейское население Галилеи так и не смирилось с римской оккупацией, а потому именно в живописных лесах и пещерах этой области нашли себе убежище остатки отрядов разгромленной армии Аристобула и Александра. Те, кто с точки зрения римлян были «разбойниками», для евреев были героями, ведущими партизанскую войну теми же методами, какими ее за сто лет до этого вели братья Маккавеи. То, что на этот раз война велась не против греков, а против римлян, принципиального значения не имело.