Другим компонентом армии Ирода, также по примеру Хасмонеев, являлись войска из профессиональных наёмников. Известно о наличии в войсках Ирода солдат, кроме уроженцев Малой Азии, — выходцев из самых отдалённых мест, в частности, отличавшихся своей воинственностью фракийцев, галлов и даже германцев. Несомненно, эти подразделения, хотя и меньшей численностью, отличались более высокой профессиональной выучкой по римскому образцу. В армии Ирода их было значительно больше, чем у Хасмонеев, ввиду его больших экономических возможностей.
Однако был еще один контингент военнообязанных, которого не было у Хасмонеев, — это войска из неиудейских подданных царя. Царь отлично понимал, что стабильность и устойчивость государства можно обеспечить, опираясь на сотрудничество всех его жителей. В связи с этим обстоятельством Ирод прибегал к вербовке солдат из нееврейского населения посредством широко применявшегося в античном мире метода. Он основывал новые города, которые обязаны были поставлять ему солдат из своих граждан. Военные колонии были организованы в Себастии, Габе (Гава) в Изреельской долине, Хешбоне в Заиорданье и других местах. Но эти колонии не только давали ему верных солдат. Из рядов ветеранов, отслуживших свой срок, формировались чиновники различных рангов, верой и правдой укреплявших верность неиудейского населения Ироду. Армия царя во всё время его царствования была эффективным средством поддержания внутреннего спокойствия.
Однако самой впечатляющей в ходе его долголетнего правления была поразительная по своему охвату и результатам строительная деятельность, до сих пор поражающая историков и археологов. При этом она была не только следствием, но и причиной экономического процветания страны. Более того, эта область трудов иудейского царя также отражает в определённом смысле его практическую политику и философию управления и является блестящим и успешным проявлением политики иродианства. Прежде всего, поскольку Иудея была включена в орбиту римско-эллинского культурного пространства, Ирод поставил задачей сделать свою столицу одним из главных центров Средиземноморья. Он прекрасно понимал перспективы превращения города из священного религиозного места иудеев всего мира в мощный торгово-деловой центр. Ведь во время священных дней в Иерусалим стекались паломники, приносившие важную торгово-коммерческую информацию со всех сторон тогдашнего мира. Здесь скрещивались деловые интересы всего мира, заключались контракты, рекламировались товары, узнавались цены и нравы, обычаи и потребности народов тогдашнего мира. С верующими иудеями в город прибывали туристы и купцы, привлекаемые чудесным зрелищем служения загадочному, одновременно манящему и пугающему невидимому Богу в его доме — Иерусалимском Храме. От властей требовалось обеспечить комфортное размещение многочисленных масс этих людей, особенно в три праздника, когда в Иерусалим съезжались особенно большое число паломников, — Песах, Шавуот и Суккот. Поэтому Иерусалим застраивался постоялыми дворами, гостиницами, многочисленными местами торговли — рынками, лавками, портиками и другими строениями, необходимыми для торговли.
Одновременно Ирод, желая максимально использовать возможности получения прибыли от мировой торговли, стремился придать Иерусалиму блеск мирового центра. Наряду со строительством и обновлением Иерусалимского Храма, принесшего ему славу нового Соломона, о чём будет сказано в следующей главе, он не пренебрегал интересами приверженцев римско-эллинистической культуры. Царь не только ввёл в честь Октавиана повторявшиеся через пять лет спортивные игры, но и построил театр в Иерусалиме, а также огромный амфитеатр на равнине (видимо, у Иерусалима). В качестве зрителей приглашались все желающие — как иудеи, так и язычники, жители соседних стран. Иосиф Флавий пишет: «Борцы и другие всякие участники в состязаниях приглашались со всех концов земли, и они являлись в надежде на призы не только участникам гимнастических состязаний, но также и знатокам музыки и танцев, тем побуждали лучшие силы вступать в состязания». Равным образом устраивались состязания колесниц, запряжённых четырьмя лошадьми, парных экипажей и одиночек. В честь Октавиана всюду были развешаны надписи, и, как отмечает Иосиф, «не было таких драгоценных и прекрасных одеяний и камней, которые не показывались бы зрителям на этих состязаниях».