Всё это происходило на глазах у Помпея, который несомненно, даже если бы очень хотел, ничего не мог бы сделать со всё усиливающей анархией и разложением. Цезарь же, напротив, тщательно следя за развитием событий в столице, ждал своего часа, чтобы явиться в Рим как спаситель отечества. Однако его ожидание не было пассивным. К удивлению многих этот светский лев, популярный среди народа прожигатель жизни, получив в своё распоряжение армию, в возрасте 46 лет, совершил подвиги и дела, заставившие древних сравнить его с Александром Македонским, а историков Нового времени — с Наполеоном.
Как пишет Буасье, «в то время Галлия была тем, что Америка была для 16 века. Думали, что в этих неизвестных для римлян странах имелись целые груды сокровищ, и все, жаждавшие разбогатеть, спешили отправиться к Цезарю, чтобы получить свою долю добычи. Такой наплыв людей к нему не был неприятен, так как он свидетельствовал о том сильном впечатлении, какое производили его завоевания, а это было ему на руку»{81}. Почти за 10 лет, проведенных в многочисленных сражениях, Цезарь совершил подвиги, определившие судьбу не только древнего мира, но всей Европы. Моммзен подводит итоги его заслуг: «Цезарь отразил и почти на 500 лет отсрочил то передвижение полуварварских ещё германских племён, которое совершилось в V веке. Этим он дал эллинск — римской культуре так распространиться и, главное так укрепиться в массе населения, что новые народы уже не смыли этой культуры, а наоборот сами ей поддались и её усвоили»{82}. Наряду с этим завоевание Галлии произошло таким образом, что кельтское население (галлы) современных Франции, Бельгии, Швейцарии и частично западной Германии, защищенное границей по Рейну от диких племен севера, стало со временем самым верным союзником Рима. Цезарь всюду активно привлекал к себе сторонников Рима, щедро раздавал римское гражданство местным нотаблям и многих даже смело вводил в сенат. По этому поводу в Риме остряки даже сочиняли своего рода частушки:
(Штаны-галльская национальная одежда, презираемая римлянами, тога с пурпурной каймой — знак сенаторского достоинства){83}.
Надо сказать, что политика Цезаря в Галлии не была исключением. В своей борьбе с Помпеем он выступал против аристократии прежней республики, которая уже не могла управляться как союз небольшой общины свободных земледельцев, когда-то основавших республику на берегах Тибра. Завоевание всего известного тогда мира привело к притоку огромных богатств и рабов отовсюду, что, конечно, делало неизбежным изменение и формы правления. Как мудро заметил тот же Буасье, «из всех систем правления республика более всех остальных требует честности и политического смысла от тех, кто ею пользуется. Чем больше она даёт преимуществ, тем более требует преданности и сознательности. Люди, не пользовавшиеся своими правами или же торговавшие ими, не были достойны этих прав. Неограниченная власть, столь ими призываемая и принятая ими с восторгом, была как бы создана для них, и вполне понятно, что историк, изучающий издали события прошлого и видящий как в Риме погибла свобода, утешает себя, говоря, что эта гибель была заслуженна и неизбежна и что он готов простить или даже одобрить того человека, который низвергая свободу, был в сущности лишь орудием необходимости и справедливости»{84}.[2]
Таким орудием судьбы был Цезарь, объявивший после решающей победы над Помпеем под Фарсалом 9 августа 48 года до н.э., что не допустит новых проскрипций: «Я не хочу подражать Сулле. Водворим новый способ побеждать в милосердии и кротости». Как пишет Светоний, «между тем как Помпей объявил своими врагами всех, кто не встанет на защиту республики, Цезарь провозгласил, что тех, кто воздержится и ни к кому не примкнёт, он будет считать друзьями. Всем, кого он произвёл в чины по советам Помпея, он предоставил возможность перейти на сторону Помпея»{85}. Источники многократно подтверждают, что это были не только слова. Однако нет оснований полагать, что многие дела милости были вызваны трезвым расчётом. Цезарь совершал и жестокие поступки, когда считал их необходимым. Вообще он был человеком своего времени, к тому же и римлянином.
2
Некоторые исследователи античной эпохи идут дальше в объяснении этого феномена. Как пишет Ю.В. Андреев, одной из причин его «может быть признана “естественность” авторитаризма и тоталитаризма, глубоко укоренённых в стадных инстинктах человека как биологического вида, и “противоестественность” индивидуализма и демократии, немыслимых без подавления этих инстинктов»