Пифон медленно поднял треугольную голову и вытянул ее к лицу молодого человека. Несмотря на отсутствие освещения, пришедший в ужас воин теперь видел каждую отдельную чешуйку. Из тонких ноздрей существа на лицо человека вылетало холодное дыхание, глаза, никак не выдававшие возраст твари, смотрели с такой злобой, что ненависть любого человека в сравнении с ней становилась ничтожной. Пока Эперит наблюдал за чудовищем, парализованный от страха, пасть чудовища раскрылась с долгим шипением, и появился блестящий раздвоенный язык. Он вытянулся вперед и коснулся губ Эперита.
В это мгновение произошло несколько вещей. Эперит потянулся к мечу, но кто-то схватил его руку и не позволил достать оружие. Чудовище отвело голову назад, словно собираясь нанести удар, затем из арочного проема прозвучал женский голос, обращавшийся к змею. Это был тот же самый хрипловатый голос, который обвинил Кастора во лжи, пока они стояли снаружи перед храмом. Змей быстро повернул голову в ответ на голос, а из входа за спинами мужчин появился еще один жрец с факелом.
Потрескивающий факел разогнал тьму. К облегчению Эперита, он увидел, что страж оракула вернулся в угол пещеры. Его чешуйки блестели в тени, словно тысяча глаз. Тразий быстро погнал паломников по свободному полу к арочному проему в дальней части. Юноша вошел последним и врезался в спину Антифию. Он очень спешил, пытаясь скорее оказаться в безопасном месте.
Держа факел перед собой, Тразий повел их в коридор с низким потолком. Он оказался коротким и резко шел вниз, ниже уровня храма. Там было тепло, душно, возникал страх от нахождения в замкнутом пространстве. Тошнотворный запах серы чувствовался здесь гораздо сильнее. Затем появился новый свет, через несколько мгновений коридор свернул, и паломники оказались на пороге второй, меньшей по размеру пещеры. По полу шла огромная трещина, откуда с шипением поднимались мерзко пахнущие пары, теряясь в темноте под высоким потолком. Среди удушающих испарений горело несколько факелов, однако свет получался довольно тусклым. В целом помещение выглядело темным и мрачным.
Трещина в камне тянулась по всей длине пола перед ними. В дальнем конце на большой черной трехногой скамье, прямо над пропастью сидела молодая женщина. На ней было длинное белое одеяние из тонкого просвечивающего материала, волосы свободно свисали по плечам. Под глазами выделялись большие темные круги, словно она не спала много ночей. На желтоватой коже пролегли глубокие морщины, как у женщины гораздо более старшего возраста.
Глядя на нее, Эперит вдохнул вонючего дыма, поднимавшегося из расщелины. От этого у него заслезились глаза и затуманилось зрение. Тени у стен перемещались, как призраки. Затем Пифия устало подняла голову и посмотрела на вновь прибывших.
— Сядьте, — проговорила она.
Голос был слабым и тихим, но мужчины немедленно подчинились. Только Тразий остался стоять в присутствии своей госпожи, глаза которой казались глубоко ввалившимися, а щеки впалыми в меняющемся тусклом свете.
Тразий протянул ей деревянную чашу, и пророчица взяла ее тонкой хрупкой рукой. Движение было почти беспомощным. Затем она достала что-то из чаши и положила себе в рот. Эперит наблюдал за тем, как женщина склонила голову и жевала зелье. Через некоторое время ее подбородок опустился на грудь, тело обмякло, она обездвижила. Эперит посмотрел на Кастора, но тот наблюдал за жрицей взглядом ястреба.
Внезапно ее тело дернулось вверх, она вдохнула пары ноздрями, удержала в себе, затем выдохнула с долгим вздохом. Тразий в возбуждении сделал шаг к ней, беспокойно дергаясь от желания помочь госпоже. Пифия теперь принялась делать глубокие вдохи, подняла голову и рассматривала пары, клубившиеся вокруг нее. Глаза женщины оставались закрытыми, дыхание участилось, стало более тяжелым. Она отвела плечи назад, а маленькая грудь выпячивалась вперед с каждым вдохом. Тразий схватил чашу, стоявшую у нее на коленях, выбросил на пол длинные темные листья, которые ее наполняли, а затем при помощи чаши стал направлять пары в лицо жрицы.
Постепенно дыхание Пифии замедлилось, она расслабилась. Затем жрица повернулась и посмотрела на посетителей. Но это была уже не та усталая женщина, которую совсем недавно лицезрели паломники. Теперь она была уверена в себе, в ее взгляде даже появилась надменность. И поменялось кое-что еще — ее глаза. Эперит с ужасом заметил, что радужная оболочка глаз стала желтой, а зрачки превратились в вертикальные щелочки. Она открыла рот и зашипела, раздвоенный язык показался изо рта, лишенного губ.