— Конечно, нет. Но задай себе вопрос: что ты предпочтешь — идти со спартанской армией убивать говорящих по-гречески жителей Аргоса, коринфян или афинян? Или же ты предпочтешь убивать троянцев, которые говорят на совершенно непонятном наречии, носят странные одежды и оскорбляют богов странной и необычной манерой почитания?
— Ты знаешь мой ответ на этот вопрос…
— А ты хочешь, чтобы дома царил мир, а все наши войны велись за его пределами? Разве ты не хочешь видеть объединенную Грецию, в которой человек может заниматься своим делом в безопасности, независимо от того, требуется ли ему отправиться в путешествие к Пифии или посетить соседний город?
Агамемнон сурово смотрел на тестя, требуя ответа.
— Сын, это прекрасное видение, и я не сомневаюсь, что у Греции имеется потенциал достигнуть всего того, о чем ты говоришь, — Тиндарей вздохнул. — Но если ты не смог убедить Диомеда, твоего ближайшего друга, забыть семейную вражду с Фивами, какие у тебя шансы на то, чтобы убедить греческих царей поклясться в верности друг другу? Нас нельзя впрячь в одну упряжь, как коней, знаешь ли. Мы напоминаем безумцев, забери нас Аид, когда дело идет друг о друге! Поэтому не можем объединить силы против Трои.
Агамемнон вздохнул и уставился в огонь. Раб в эти минуты принес охапку дров и подкладывал их в очаг. Царь Микен приехал в Спарту искать поддержки второго по силе царя Греции после него самого. Но вместо этого нашел мудрость более великую, чем его собственная. Если бы его поддержал Тиндарей, если бы царем оказался Икарий, он бы собрал военный совет. Но более старший мужчина говорил авторитетно и правдиво. Нельзя с легкостью отбросить в сторону десятилетия или даже столетия вражды. Даже сами боги не могут приказать греческим царям собраться вместе под одной крышей. Он покачал головой, смиряясь с судьбой.
— Рад, что в тебе победил здравый смысл, Агамемнон, — широко улыбаясь, проговорил Тиндарей. — Кликнуть ли мне аэда, чтобы исполнил песнь? Желательно что-нибудь легкое — может быть, поэму в честь Афродиты?
Агамемнон сел прямо и щелкнул пальцами.
— А это может быть ответом.
— Что? Поэма?
— Нет — богиня любви! Какой мужчина способен ей отказать?
Братья из Спарты обменялись удивленными взглядами. Агамемнон встал и принялся мерить шагами пол.
— Твоей дочери Елене пятнадцать или шестнадцать лет, так?
— Примерно.
— Значит, она достаточно взрослая для вступления в брак.
— И что из того?
— Она — самая желанная женщина во всей Греции! — с энтузиазмом воскликнул Агамемнон. — Ты смотришь на нее глазами отца, Тиндарей, но другие мужчины… Они будут убивать ради того, чтобы жениться на ней.
На какое-то время воцарилось молчание. Агамемнон продолжал мерить шагами пол, мягко ступая по плитам обутыми в кожаные сандалии ногами. Они почти не создавали шума.
— Ты рассматривал Менелая в качестве зятя? — спросил Агамемнон через какое-то время.
— Я вообще не думал о браке Елены, если ты это имеешь в виду, — ответил Тиндарей. — Но твой брат — хороший человек. Он мне нравится с тех пор, как вы оба были мальчиками, когда я выкинул из Микен вашего дядю, этого негодяя Тиеста. Да, Менелай вероятно будет первым, о ком я подумаю.
— Хорошо. Я хотел это знать перед тем, как просить тебя приглашать женихов для Елены.
Тиндарей покачал головой.
— О, мне очень жаль, что я выпил столько вина. Когда бы ты ни оказался рядом, нужна светлая голова. Зачем мне приглашать женихов в свой дворец?
— Ты спрашивал, как мне собрать лучших из греков под одной крышей, — ответил Агамемнон. — Ну, это мой ответ. Какой царевич или царь проигнорирует приглашение засвидетельствовать почтение самой красивой женщине наших времен? И есть еще одна приманка. Я стал бы наследником твоего трона после женитьбы на Клитемнестре, если бы уже не правил в своем царстве. Это означает, что право на царство перейдет к мужчине, который женится на Елене. Учитывая ее красоту, власть и богатство, поклонники будут тучами стекаться в Спарту. Разве ты не понимаешь, Тиндарей? Это и есть сон жреца.
Икарий поднял кубок в честь Агамемнона.
— А когда ты их здесь соберешь, то проведешь и военный совет, — сказал он. — Ты — умный человек, Агамемнон. Когда-нибудь ты станешь вождем всех греков, и тогда ты сможешь повести нас к славе!
— Или — к смерти, — добавил Тиндарей.
Из ниши сверху, погруженной в тень, за ними наблюдала девушка. Ее черные волосы цвета воронова крыла покрывал капюшон белой накидки, лицо скрывалось за тонкой вуалью. В тени был заметен только блеск темных глаз. Она внимательно слушала, как мужчины внизу строят планы.