Когда форум «снялся» и уехал, лесная хвоя обнажила тысячи презервативов, шприцов и бутылок. Поляны выглядели как жертвы изнасилования. Я остался дождаться с Максом погрузку баннеров и оборудования. Страшно было представить какие познания о стране и политике эти молодые люди везут домой, какой заряд патриотизма…
Мне приснился светлый, лёгкий сон. Я выплываю из озера, где под водой железная арматура, плыть опасно, но я выбираюсь на берег у белой церкви. Иду какими-то переулками, мимо церквей. Навстречу вереница из монахов, молодых и старых. У всех за спиной мешки, у кого-то больше, у кого меньше. Мгновенно меня разворачивает, и вот я иду в другую сторону, с бородой и мешком за плечами. Мешок очень тяжёлый, но размеры я не вижу и просыпаюсь.
Молодость полна надежд и иллюзий, лодку жизни уже швыряет по волнам, но мы ещё не визжим от безысходности, не идём ко дну, чувствуя, как в лёгкие попадает вода, более того, уверенны, что совсем скоро, сможем сами бросать тонущим спасательный круг. Одни это скрывают, окружив свой законсервированный мирок высокими стенами, отчего теряют способность вводить новые переменные, другие предаются страстям тщеславия и гордости, вспоминая о былых достижениях, прикрывая долгими общими рассуждениями то, что ни к чему другому они оказались непригодны. Один мой приятель, как то сказал, что люди, не занимающиеся самовыражением через искусство – это биомусор, нано-байты. Но если каждый конченный псих начнёт ваять, скажем, глиняные горшки в форме козлиной головы, нужна ли миру эта проекция городской свалки их души… Как таким людям стать нормальными? Была бы наука изучающая законы бытия. Чтобы можно было научиться главным вещам – правильно влиять на окружающий мир, знать где границы доброго зла и злого добра, наблюдает ли кто за нашей жизнью, важна ли она, или мы безымянные атомы в этой компостной куче. Похоже, что нет, иначе не было бы смерти ни в чем неповинных детей, всех этих холокостов и концлагерей. Даже если представить, что Бог спит, зачем он вообще тогда нужен, если он никак не разрешает проблемы нашего грёбанного мира.
Я устроился в кафешку с большой проходимостью и быстро освоил кухню замешанную на сливках. Во всё добавлялись сливки. Если не знаешь, что добавить… правильно, добавь сливки. В свободные минуты я погружался в медитацию, она стала занимать ключевое значение в моей жизни. Самую жизнерадостную официантку с ямочками на щеках, я пригласил на свидание. Расспросив других девчонок, узнал, что ей нравятся лилии. Мы съели по десерту, гуляли. Она всегда была как заряженная батарейка и это было прикольно, думаю я сделал бы ей предложение чуть позже. Горизонт впереди начал проясняться, и я был этому рад. Со мной работал араб, которого вообще было невозможно понять, думаю, он специально валял дурака, потому что и умирающему слепому вождю чероки я смогу объяснить всё что мне нужно. Иногда я представлял, как забиваю его насмерть сковородкой, или прижимаю его бородатую морду к плите, вдыхая запах жареного бекона и горящих волос. От этого я начинал улыбаться, и заметив у меня прилив внезапного дружелюбия, араб начинал всё понимать. Самое главное, когда готовишь одновременно много блюд быстро выстроить порядок действий, что-то вроде алгоритма в который вносятся изменения в зависимости от приоритета. Главное не нервничать, потому что официанты, администратор, бармен – все, в это время начинают что-то спрашивать и приставать, почему то, считая, что ты сейчас не занят, и ради них бросишь шесть сковородок на раскаленной плите, горшочки в духовке, недорезанные салаты и пойдёшь на склад искать бананы для фреша.