– Может хватит? Ты меня уже в******?
– Без проблем.
От поцелуев опухли и болели губы. Я рассказал, что живу в девичьей общине. Стоим на станции, после прогулок по кремлю и городу:
– Если ты скажешь, то я сяду с тобой в поезд без вещей.
– Нет, ну ты же хотел побыть в монастыре. Там есть молодые? У вас?
– Да, только молодые.
– А ты что?
– А что я? Хожу к ним по ночам.
– Шутки у тебя дурацкие, ты ведь знаешь, что должен сказать, чтобы меня успокоить.
– Ладно, едь.
– Я жду тебя в Твери.
– Ладно, я может, приеду.
– Всё, поезд, я поехала, иди сюда, – она притянула меня за ворот и поцеловала как в последний раз.
Через три недели я приехал. Она была шёлковая, мы пили, гуляли, спали у неё. Ровно неделю. Потом начались опять перепады настроения. Я не выносил этой бабской херни, и поехал обратно в монастырь – так как промыслительно, пообещал вернуться и довыкорчевать теплицы.
В монастыре я почти ни с кем не разговаривал, предпочитая чтение книг, рассказам мужиков о былом. Наконец взялся за «Подвижнические слова Исаака Сирина». Заметив, что я читаю стоя в коридоре, пожилой монах отдал мне ключ от запертой комнаты, где когда-то жил он сам и хранились книги. В монастыре жил белый пожилой священник – отец Александр. Его жена задохнулась ночью из-за пожара этажом ниже. Он как-то зашёл к нам в гости. Открыв комнату-библиотеку, я предложил ему на выбор книги, на что он ответил: «Я так много в жизни прочёл, что пора уже начать что-то исполнять…» Пора уже не читать, а обожествляться.
Прочитав книгу о ярославском старце Павле Груздеве, я отпросился у Игумена на один день – съездить на его могилку в Тутаев. На скамейке рядом с могилой я молился, рассказывал о неприкаянности в жизни, о поиске пути. «Если есть Воля Божия, чтобы я стал священником, пусть всё произойдёт само собой, чтобы я не прикладывал к этому усилий. Я сильно сомневаюсь, что мне можно стать священником, но хотел бы учиться в семинарии». Я сидел и плакал на этом кладбище, в надежде быть услышанным святым подвижником. Помолился о бабушке, родных и друзьях и поехал обратно.
Внутренняя жизнь монастыря мне нравилась, своим покоем и тишиной. Здесь не пытались угодить паломникам, не строили бесчисленные торговые лавки. На братский молебен утром не пускали никого кроме братии. Три месяца в общей сложности я провёл в изоляции. Одиночество невольно наводит на размышления о наполненности жизни. Чем ты живешь, что у тебя есть? Я давно запутался, но не в желаниях, а их отсутствии. В том то и проблема, что ничего не хочется. Внутри зияет пустота, посреди которой сиял едва заметный луч надежды – Ксения.
Если в твоей жизни нет ничего, кроме женщины, то в твоей жизни на самом деле ничего нет. Женщина почувствует это на интуитивном уровне, что кроме неё, вектора нет. У мужчины должно быть что-то, что освещает его жизнь. Мечта изменить мир, что-то благородное и недостижимое. Женщин завораживает сияние мечтателей и пассионариев, их высота духа. Я думал об этом, и понял, что моя мечта – это научиться менять людей к лучшему, вести их своим примером, но пока не представлял как.
В конце июля у них проходит большой крестный ход. Мы ездили, выкашивали траву по дорогам, где должны были идти крестоносцы. За день до начала приезжали целые палаточные городки. Все трудники грузили вещи и рюкзаки в два больших урала, чтобы участники шли налегке до стоянок. Пятьдесят километров проходили через поля и леса, к заброшенным деревенским храмам, где каждый день служили всенощные и литургии.
Я часто обращался к Богу, умоляя его обратить свой взор на меня и мою возлюбленную. Если нам не суждено быть вместе, пусть она изменится к лучшему. Ведь и у неё в жизни случился кризис, не всегда же она была такой отбитой. Если я молюсь и люблю её, это должно на ней отразиться. Конечно, я переживал. Из-за всей этой неопределенности хотелось умереть, перестать думать, чувствовать и страдать.
Хорошо услышать совет о том, что нужно отпустить ситуацию, перестать себя накручивать. Тот, кто советует, всегда защищён от рисков и ответственности. От этого его жизнь не станет хуже и не нужно ничего делать.
На второй день я решил не ездить на Уралах с вещами, а идти со всеми пешком. Спал по-прежнему в урале, в спальном мешке кормил комаров. Этот крестный ход известен тем, что молодые люди находят по пути вторую половинку. Что-то вроде клуба «Одиноких сердец». По дороге все хором нараспев произносят Иисусову или Богородичную молитву. Как-то так получилось, что я встретил Владимира-звонаря и он рассказывал по дороге о своей жизни успешного бизнесмена, а я о своей. О женщинах он сказал: