Поезд, наконец, трогается. В последний момент залетает взмыленный мужик и начинает сбивчиво объяснять что есть морошка, клюква, брусника, ежевика, но черники нет… Она так ставит подбородок на руку, и делает контрольный в голову: « Очень жаль, а я бы сейчас чернички с молочком поела…»
И тут до меня начинает потихоньку доходить. Под столом толкаю ногой Ксюшу: «Смотри, чисто ты». Она смотрит на эту пару и, отрицая очевидное, говорит: «Нет, не похожа».
Через час моя жалость к несчастному сменяется презрением. Ведь он сам это выбрал, неужели не понимал, на что шёл? А я? Понимаю? Ксюша толкает ногой и задумчиво признаёт: «Ну да, это я». Такая же, с острыми чертами лица, только моя стесняется очков и носит линзы. Если заставить меня десяток-другой поработать на каменоломне, то я буду похож на этого мужичка. Это зеркало, и я смотрюсь в него двадцать часов, пока мы едем до Твери. Она трахает ему мозги даже ночью. Глядя в тёмный потолок, я стараюсь пережить это суровое столкновение с реальностью – ответ на мои молитвы.
Когда мы выходим – гора с плеч, я очень устал от той парочки. Вдыхаю холодный загазованный городской воздух и говорю:
– Думаю, нам стоит взять небольшую паузу…
– Это из-за них? Так я и знала, что ты испугаешься! У нас не обязательно всё будет вот так! – и она начинает хлопать с размаху меня в плечо.
– Смотри, ты даже сейчас, на людях меня тиранишь.
– Плевать мне на людей, важно, что думаешь ты!
– Я думаю брэйк, хорош.
Месяц мы не встречались. Однажды вечером я напился в «Утёсове». Лысый бородач бармен советует взять себя в руки. Говорит, что видел Ксюшу с другим.
– Зачем ты мне это говоришь СЕЙЧАС? Когда я в таком состоянии? Ты хоть понимаешь, на что я пьяный способен?
Он поит меня кофе и оплачивает таксиста до дома, запрещая ему везти меня куда-либо ещё. Через полчаса я стучу в её дверь.
– Чего тебе? Опять пьяный?
– Можно?
– Ну, заходи, коль пришёл.
– Скажи, а где кальян, который я купил?
– Кальян? А я его выкинула.
– В коробке? Не распечатывая?
– Ага.
– И куда же ты его выкинула?
– Да прям из окна.
– Кухни или балкона?
– С балкона.
Я выхожу на открытый балкон, всматриваюсь в тёмный ландшафт под окнами. Ничего не видно, но кто её знает… Она хотела меня этим обидеть и ей удалось. Ещё и изменяла. От леденящей кровь ярости, я трезвею. Спокойным голосом предлагаю «поискать кальян вместе». Беру её за волосы и под возмущённые крики тащу через всю квартиру на балкон. Попытки ухватиться за дверные косяки я пресекаю резкими ударами второй рукой. Вытащив на балкон, я держа второй рукой за штаны свешиваю её за ограждение:
– Ну что? Не видно кальяна?
– Стой-стой! Я беременна!
– От меня? – хотя всё равно, на двойное убийство я сегодня не рассчитывал.
– Поставь меня на землю.
– Хорошо.
Растрёпанная и впервые осознавшая, что довела меня, она не глядя в глаза, предлагает зайти поговорить внутрь. Что только не сделаешь ради выживания. Заходим, и она кричит:
– Не хватало ещё от тебя забеременеть! – Ксения бьёт меня двумя руками по лицу и глазам, закрываясь руками, теряю равновесие и падаю на её любимый телескоп. Линзы, труба, тренога, всё бьётся и хрустит. Ксюша начинает плакать. Как это ни странно мы опять миримся.
Позвонив на старую сим-карту, которую зачем-то вставила в телефон моя бабушка, со мной связывается приятель с Псково-Печорского монастыря – Марк. Он уже поступил в Хабаровскую семинарию и зовёт меня, обещает поговорить с руководством. Рекомендация не нужна. Рассказываю об этом Ксюше.
– И когда ты хочешь ехать или лететь?
– Через месяц, хочешь со мной?
– А что я там буду делать?
– А здесь ты что делаешь? Сидишь на ресепшене целый день… Хабаровск в два раза больше, там тоже есть салоны-красоты.
– Нет, я никуда не поеду, а ты езжай…
Ночью она впервые с азартом показывает, чего я лишусь. Единственный вывод только в том, что она не старалась до этого. Относилась ко всему «спустя рукава».
После работы я взял ей разливного пива и вяленной чехони. Обычный алкоголизм она сменила пивным. В двух шагах впереди, как ответ на мои грустные мысли, выливают из окна ведро вонючих помоев. Средневековый Париж. «То есть могло быть ещё хуже?» Странно устроен человек, радующийся несчастью прошедшему рядом. Какая мелочь порой может поднять настроение. Я улыбнулся мокрому от дождя асфальту и отсвечивающим белым огням фонарей.
В воскресенье днём я задремал. Снился ад. Огромный атриум, по которому я как Данте спускался всё ниже. Разработчики сна видимо черпали вдохновение в настоящем аду. Демоны, горящие существа, крики, запах жареного бекона… какой-то трэш.