В самом низу, на бетонной плите, удерживаемой в воздухе четырьмя корабельными цепями, сидел огромный шестиметровый демон. У него не было рогов, только энергия ужаса вокруг. Лицо, сшитое из разных лоскутов, постоянно менялось. В этот момент я подумал о том, что это демон держащий в подчинении Ксении, не знаю почему.
– Если оставишь её, я отпущу тебя, – атриум начал крутиться, открывая проёмы, в которых виднелось голубое небо. Подойдя к одному из них, я остановился. Почему я ухожу? Боюсь его? Бегу с поля боя. Я повернулся и сказал:
– Пожалуй, я останусь.
– Это твой выбор, – в лапах демона появилась креманка с мороженным. Качественный хоррор скатывался в сюр. Когда он съел первую ложку, сердце пронзила внезапная боль. Существо оскалилось и съело вторую. Ощущение что сердце режут на куски. Я упал на дно атриума. Демон медленно слез с плиты и стал приближаться. «Надо проснуться! Надо проснуться! Это всего лишь сон!» Проснулся в холодном поту.
В последний вечер Ксюша изображала бесчувственную куклу. Опять образ. На следующий день встретила меня на вокзале и попросилась до Москвы, потом до аэробуса в Шереметьево. В электричке парень напротив начал играть с Ксюшей в «гляделки». Его ухмылка намекала на то, что блятская натура моей почти бывшей девушки не может от него укрыться. Ксения сидела, потупив взгляд. Хорошо хоть не подмигивает ему. Последний акт пьесы о тургеневской женщине и Дон Ки Хоте. Я всегда игнорировал её игры и ждал, когда мы начнём серьёзно строить отношения, абсолютно зря. Она плакала. Жалела себя, специально поехала, чтобы проплакаться и ни в чём себя, потом не винить. Это же я уезжаю, а не она. Если бы она сказала, что хочет чтобы я остался, то я бы разорвал билет на самолет, и мы вернулись вместе. Но она просто плакала. Аэробус отъезжал.
– Хочешь я останусь?
– Нет, езжай, я хочу, чтобы ты уехал.
Прозрачные двери разделили нас. Она любила «Титаник», забыв о том, что Лео был нищий. Я приложил ладонь со своей стороны, знаками предлагая ей приложить свою. Она, рыдая, приложила свою руку. В эту секунду я впервые «ощутил» её. Соприкоснулся с её душой, может потому что она «открылась» в последний момент. Кусочек моего сердца откололся и умер. Это очень больно… но по-другому никак. Боль согнула меня пополам, слёзы в несколько потоков. Глядя на то, как меня скрючило, она заплакала ещё сильнее… не знал, что она так умеет. Стоя там, она будет плакать так долго, что несколько человек по очереди успеют поинтересоваться «что случилось?» Хотя правильнее было бы спросить «что не случилось?» Кто-то подумает, что она так плачет из-за бездомного просящего милостыню, что это он её так обидел, так что ей придётся вступиться ещё и за бездомного.
Она найдёт послушного парня с хорошей работой, хотя внутри всегда будет чего-то не хватать. Эту пустоту не заполнит досуг или дети. Одним несчастным человеком в этом мире в тот вечер стало больше. Кто знает, изменило ли это её. Задало ли новую планку. Такой взгляд на жизнь слишком механистический. А я смотрел в самолёте «Отель Гранд-Будапешт» и тихо смеялся. Это идеальная комедия, для тех, кто что-то оставил далеко внизу.
Книга Познания.
Черепаха ужинает в кругу семьи, и рассказывает черепашатам, как победила Зайца: «Никогда не сдавайтесь, всегда идите вперёд, и преодолеете любую преграду». Дверь срывается с петель – явился заяц, и принёс собой молоток… Сначала он разбивает панцири членам семьи, и черепаха смотрит, как они умирают, а потом убивает её. И вот, когда вся небольшая семья уничтожена, Заяц садится, и съедает их ужин… всё до последнего кусочка. Потому что Заяц всегда побеждает.
(Сказка о Зайце и Черепахе из фильма «Охота»)
Мне говорили: «Нельзя шагать по жизни в полный рост» и на вопрос «Почему?» отвечали, что я угрожаю сложившимся порядкам. Я как Макмёрфи пытался вытащить людей из тумана на открытое место. Вместо того чтобы смотреть на звёзды, они смотрели на грязь у себя под ногами и пытались выжить. Они дали поработить себя и счастливы, когда имеют чуть больше, чем у остальных. «Комбинат» так и не смог меня обработать, потому что в монастырях, я видел пример свободных, сильных людей, доверяющих Богу. Двое моих друзей с каждым годом отдалялись всё дальше. Они ещё не озвучили, но внутренне, давно уже приняли установленные правила – ты унижаешься в одном месте, чтобы превозноситься в другом.
За девять часов перелёта, заснуть так и не удалось. От аэропорта я долго ехал на маршрутке до семинарии. Надо мной возвышался огромный белый собор, третий или четвертый по величине в России. Уже на следующий день я посещал занятия с первым курсом. Жил с Марком и ещё двумя старшекусрниками.