– Какой вывод из этого можно делать?
– Ритуальная ирония постмодерна (когда не иронизировать непозволительно) и ритуальный стыд (когда стыдно не за себя, а за оппонента) – два ярких признака именно сегодняшней тоталитарности. Собственно, и антитоталитарный дискурс нам навязывается тоталитарными методами, с которыми ирония вполне совместима. Ирония идеологична и тоталитарна. Именно поэтому она все время заговаривает о тоталитарности – чтобы на нее "не подумали", по принципу "держи вора".
– Зачем это нужно?
– Затем, что в наше время тоталитарные проекты гораздо проще осуществить в игровом режиме. Ирония и гламур придают тоталитарности игровой характер. Ты словно сидишь в кинотеатре, наблюдаешь за собой со стороны и не замечаешь, что тобой управляют. Теряешь способность ощущать радость духовной и интеллектуальной свободы – то, что дает человеку только христианство.
– Чем же так притягателен гламур?
– Многие не умеют получать радость на глубинном уровне и заменяют ее знаками качества, "сертификатом культурного соответствия". Радость – это ведь не веселье, это особое состояние покоя и уверенности, это – состояние любви. Гламур же – это как бы пропуск в несуществующий земной рай, который надо заслужить, приняв "правильную" идеологию, заняв место на "правильной стороне истории". Дается это, разумеется, не даром. Такой путь требует каких-то жертв. Например, нужно отвергнуть всех "негламурных", отвернуться от них, поменять круг знакомств. Необходимо провести в себе непреодолимую грань, оставив на другой, "дурной" стороне реальности всякое разное "быдло" и "совков". Называть Россию, как Ксения Собчак, страной генетического отребья, называть своих сограждан злобными людьми и дебилами, как Макаревич или Серебряков. И вот у них всё есть – и слава, и деньги, а радости нет.
– Вы полагаете, что гламурные люди склонны скатываться к социал-расизму?
– Такова природа этого явления. Гламур – элемент разделенного общества. Он несет с собой языческий взгляд на мир, который противоречит христианской истине: мы оскверняемся не тем, что видим и слышим, а тем, что выходит из уст наших. Приверженность гламуру – это недоверие к первозданному миру, к Богу, превращение себя в "маленького бога". А недоверие к миру заставляет презирать людей, тяготиться их присутствием, перекладывать вину с виновных на их жертв.
– Какая эмоция соответствует гламуру?
– Страх. Подспудный, подавленный страх. Адепт гламура всегда боится обыденности и неуспешности, а на самом деле – реальности. Гламур психологически отгораживает от бренного мира. Это род эскапизма, бегства от реальности.
– Вы хотите сказать, что веру можно эксплуатировать в корыстных интересах?
– Это не в прямом смысле зарабатывание денег на эксплуатации религии. Просто используют ресурс церкви, ресурс православия для создания своих образов, реализации медийных и творческих проектов. Самый трагический пример – Иван Охлобыстин. Он в своем духовном "артпроекте" добрел до логического конца – взял в руки реальный, а не бутафорский антиминс, а потом бросил его.
– Не так давно в светских и церковных кругах вошло в обиход понятие "новая искренность". Вам интересно это явление?
– Я бы сказал иначе. Недавно был сделан информационный вброс этого понятия в сферу церковных СМИ. Но понятие это взято из внецерковной сферы, поэтому, думаю, оно в Церкви не приживется.
– Разве искренность – это плохо?
– Искренность – это прекрасно, но имитация ее убивает. Прежде всего, почему она новая? А куда делась старая? В публичной сфере искренность возникает тогда, когда люди захвачены какой-то общей драмой, а не в порядке развлечения. Поэтому искренность, как радость и любовь, не может быть новой или старой. Она или есть, или ее нет. Искренность нельзя отформатировать, объявить указом, нельзя подтвердить ее наличие социологическим опросом. Подобные попытки – это социальные и языковые игры, медиаманипуляции. Дело в том, что "новая искренность" сформирована в рамках либерального сознания, поэтому она представляет собой умозрительный конструкт. Применительно к Церкви у нее особая функция.
– Какая?
– Ее носители хотели бы секуляризировать Церковь не с богословской и не с идеологической стороны, а посредством массовой культуры.
– А православный гламур?
– Православный гламур – это попытка монетизировать православие. Точно так же сегодня всевозможные художественные союзы пытаются монетизировать русский консерватизм. Православие и консерватизм в тренде – значит, есть покупатель. А если есть покупатель, то почему не заняться бизнесом? И порой уже трудно понять: где же грань, где переходная линия? Где подлинный консерватизм русского народа, а где подделка, монетизированная оборотистыми шоуменами? Где подлинное православие, а где только его форма, оболочка? Но ведь мы это явление видим и понимаем, что происходит.