В начале ноября мы с митрополитом поехали служить в Шексну. Уже год как там построили новый собор, на деньги местного директора шоколадной фабрики. На службе должны были венчать выпускника. Служба прошла как обычно, и мы поехали в кафе на территории фабрики, где организовали застолье. Так как митрополит, ушёл с сильными мира сего, куда-то в кабинеты, начали без него. Настоятель местного храма, дьяконы, иподьяконы, хор и молодожёны. На столы выставили алкоголь, и я по тихой грусти пил в одного. Рядом с настоятелем сидеть было опасно он постоянно наливал всем водку, и сыпал тостами, так что я рассудительно сел подальше. Сидели часа три, пока не дали распоряжение ехать собирать облачения и богослужебную утварь в машины. Молодой русый Василий напился первый раз в жизни и вместо того, чтобы собирать вещи всех отвлекал. Уже в машине к нам подошел старший иподьякон и сказал, что делает замечание мне и Василию, без конца ко мне пристававшему и смеявшемуся во время сборов. Меня эти замечания окончательно достали. Все эти немыслимые требования, то, что он постоянно задерживал нас до вечера, чтобы убираться в ризнице… Вот что делает крупица власти, с закомплексованным и утверждающимся за счёт других, нетопырем. Я сказал, что ухожу с иподьяконской службы. Давно хотел это сделать, потому что всякая учёба, с этими бесконечными выездами, прекратилась.
Василия в скором времени начало сзади рвать. Мы останавливались, раз пять. Проезжающий мимо старший иподьякон позвонил Овсянкину (тому самому, с которым теперь встречалась Жанна) и настоятельно советовал всем снять подрясники, чтобы мы не попали в вечерние новости. Василий заблевал свою рубашку, и я отдал ему свою. У него начались «вертолёты» и полная неадекватность, он начал петь и орать. С переднего пассажирского сиденья я пытался достать его, но Макар сзади зачем-то начал меня душить. Я выкрутился, ногой задев лобовое стекло:
– Ты что идиот меня душить во время езды? А если бы я толкнул водителя, и мы слетели в кювет? Ты нормальный вообще или как?
На шестой остановке Василий побежал с дороги по косогору в лес. Там же где-то и упал, его пошёл подымать Макар. Садиться в машину он отказывался. Все эти «танцы с бубном» мне порядком надоели. Я хорошенько его тряханул, надавал по щекам и затолкал на заднее сиденье.
– Эй, не смей так обращаться с моим одногруппником, – с красным носом сказал Макар.
– У себя на приходе будешь говорить, кому и что делать, – его недавно рукоположили в дьякона, и он считал, что уже ухватил Христа за бороду. Всегда стараясь занять более видное, важное место.
Я отпинал по ногам Василия, хохотавшего и высунувшего их наружу, чтобы не закрылась дверь. Сбоку в висок прилетело. Полутораметровый дьякон Макар повис у меня на шее сзади, и мы упали на обочину. Вспомнив тренировки в водолазных войсках, он решил провести удушающий. Я поднял руки вверх и закричал семинаристам в машине:
– Эй! Оттащите его, парни!
Кроме пьяного Василия, там сидел трезвый Овсянкин за рулём, друг Макара и стукач – Морозов.
Дьякон не подумал, что ручки у него короткие, как и шея. Рукой через себя я нахлестал ему по лицу, и укусил за бицепс, которым он пытался меня душить. Он отпустил и пока я откашливался, сел и заперся в машине. Я постучал в окно:
– Ты же хотел подраться, подушить меня, иди-выходи, трус, чего ты там спрятался. Если не выйдешь я разобью окно и вытащу тебя как Стивен Сигал.
Я уже начал наматывать на кулак носовой платок, как машина сорвалась с места и оставила меня одной куртке на голое тело, без денег и телефона на трассе. Попутки не останавливались, и мне пришлось идти пешком.
Разбор полётов на следующий день начался в десять утра. Сначала вызвали Макара с колоритным синяком под глазом, потом иподьяконов отсидевшихся в машине. Меня вызвали последнего, решение было готово ещё вчера. Священнослужителям запрещено драться, если первым ударил дьякон-третьекурсник, и веской причины для этого не было – его должны были отправить в запрет на полгода. И это жирным крестом перечеркнуло бы его дальнейшую карьеру при новом митрополите. Синедрион без проблем нашёл «козла отпущения». Мою версию событий не слушали, перебивали. Ректор утверждал, что я издевался над бедным пьяным Василием и Гандапас был вынужден его защитить. Все дежурные помощники и проректоры ни разу не подняли глаз от стола, давая мне понять, что на мою защиту не встанут. Говорил только ректор и ключарь собора, которого я быстро осадил тем, что «если вам пару раз дадут в голову, будут душить на земле с минуту, а потом вы час будете идти по холоду до города в одной куртке, вы тоже можете что-то напутать».