– Неужели они там совсем никак не общаются?
– Я там не был. Всего не знаю. Но, говорят, общаются как-то вынужденно, через силу. Превозмогая ненависть и омерзение, но общаются.
– Прямо как у нас в неблагополучных семьях.
– Да, правильно. На земле все является прообразом этой стороны. Есть Церковь, и есть антицерковь, есть Христос, и есть антихрист. Есть любовь, и есть ненависть. В принципе все, что я перечислил, – это одно и то же.
За разговором путь пролетел быстро. Черкасы все время пели и пели разные грустные песни. Земля становилась все меньше и меньше, превращаясь в шар. Тимофей продолжал просвещать Михаила, как бы стремясь дать ему как можно больше знаний. Зачем-то ему это было нужно.
– Ну что, теперь ты понял смысл жизни?
– Перестать быть засранцем?
– Именно так!
– У нас не принято говорить такие слова, тем более рассуждая о религии и смысле жизни. За такие разговоры нас бы анафеме предали наши святоши…
– Если бы эти святоши только знали, о чем они пытаются рассуждать и как это воняет на самом деле, они бы и сами подобрали более яркие выражения.
– Все равно, у нас есть понятие – благочестивый разговор и неблагочестивый.
– Это у вас, в ваше время, придумали! А апостолы и великие святые первых времен говорили о грехе прямо: «пес возвращается на свою блевотину», «якоже бо свинья лежит в калу, тако и аз греху служу», помнишь? А ваши святоши стыдливо прикрыли истинный, омерзительный человеческой природе смысл греха. Поэтому и грех вам стал не противен! О, сколько же душ они погубили! Ишь, лицемеры, выдумали – «неблагочестиво!» – разгорячился он. Восточные глаза Тимофея засверкали гневом. – Быть засранцем неблагочестиво! А желать им не быть – благочестиво! Смысл жизни – успеть перестать быть смердящим засранцем! И абсолютно не важно, как, где и когда ты перестанешь им быть, важно, чтобы перестал. Одни избавляются от этого долгими годами, другие разом, как эти черкасы.
– Значит, как только ты перестал вонять, тебя забирает Господь как созревший плод?
– Да, бывает и так. Недаром говорят, что Бог всегда забирает лучших. Но многих созревших Он оставляет еще на долгое время для работы на земле. Ведь кому-то нужно учить людей созревать, показывать пример аромата будущего мира. Иначе как они поймут, что есть смрад?
– В наше время оправдали уже все грехи. Самые омерзительные, противоестественные, о которых и подумать противно, причислены к нормальным явлениям. Все стало естественным и получило право на существование.
– Да знаю я ваш Содом! – с досадой махнул рукой Тимофей. – Его строят резиденты ада и их слуги.
– А зачем им это?
– Чтобы не земле сильнее воняло. Чтобы невыносимо воняло!
– Неужели им противны ароматы и чистый воздух?
– Ароматы никому не противны. Просто они сами – источники вони, и в чистом воздухе они слишком заметны, потому еще более противны окружающим. А во всеобщем зловонии вроде бы как все. Это же вопиющее явление, когда ты один засранец, а когда засранцев много, – это норма. Это – не стыдно…
– Так, значит, задача ада – притупить стыд?
– Правильно думаешь, Михаил. Стыд – это и есть индикатор греха. Утратишь стыд, полюбишь грех. И будешь любить его больше и больше, стараясь заглушить собственную вонь новыми, более сильными запахами. Если Господь тебя не истребит, дойдешь до состояния черта. Допотопный человек жил гораздо дольше, чем сейчас…
– Да, я знаю.
– Но Бог сократил его жизнь, потому что некоторые из людей так преуспевали, так «развивались» в грехе, что превосходили самих бесов! Да и все человечество превратилось в ад, поэтому Господь истребил его!
– А что же такое святость?
– Это когда твой личный аромат сильнее окружающего смрада. Когда к тебе не липнет грязь и ты вызывающе приятен! Когда окружающие, почувствовав исходящее от тебя благовоние, стремятся насладиться им, глотнуть свежего воздуха возле тебя! Вот что такое святость!
– Хорошо, видимо, у вас там!
– Да, у нас хорошо. Лучше не бывает. Даже объяснить тебе это невозможно.
– Покажешь?
– Нет, не могу! Ты еще не очищен. Поэтому там будешь смердеть.
– Я буду смердеть? – обиделся Михаил.
– Да, ты. Не может быть в чистом даже слегка нечистое. На белой простыне каждый волос виден, хотя на грязном полу тебе покажется, что его нет.
– А что же мне сделать, чтобы очиститься?
– Старайся источать аромат. Старайся жить так, чтобы к тебе стремились задыхающиеся люди, как за глотком воздуха. Чтобы они знали, Беловский – христианин, поэтому с ним так легко дышится!
– Но почему черкасы, так же как я, умерли на кресте за веру и очистились, а я еще воняю?