– Есть, сэр! Докладываю: я не знаю, почему качнуло яхту!
– Ну, вот это другое дело, – по-отечески улыбнулся он, – чувствуется, что ты настоящий американский офицер…
– Сэр, по-моему, к вам возвращается чувство юмора.
– Это не чувство юмора, Беловски, это констатация факта, потому что я тоже американский офицер. И тоже ничего не понимаю…
– Так, значит, наконец, свершилась мечта нашего президента, сэр!
– Какая? У него их столько, что государственная канцелярия не успевает записывать…
– В американской армии появляется единомыслие, сэр!
– Мне встать и прослезиться? Палмер, напой-ка гимн США!
Палмер никогда не понимал шуток, поэтому он, торопливо проглатывая что-то непрожеванное, на полном серьезе ответил:
– Я плохо пою, сэр. У меня нет слуха, а голос громкий.
– Ничего, ничего, Палмер. Главное в исполнении гимна – чувство. У тебя есть чувство?
– Какое чувство, сэр? – не понял уорент-офицер.
– Ну, хоть какое-нибудь чувство есть?
– Да, сэр. У меня есть сильное чувство, – сказал он, держась руками за живот.
– Ну, так беги скорее! – хором заорали Бизон и Майкл. – А то сейчас яхта опять завоет, что без нашей помощи ей не справиться с твоим чувством! – крикнул вдогонку Бизон.
Палмер пробкой вылетел из бара, и уже через секунду они услышали, как грохнула дверь гальюна и возмущенный голос бортового оператора:
– Сэр! Сообщите, пожалуйста, механику, чтобы заменил разбитый вами торсионный замок!
Когда очередной приступ смеха над Палмером прошел, Бизон слез со стола и, покачиваясь, пошел к себе в каюту спать. Михаил остался в баре один. Он поймал себя на мысли, что его опять гнетет то ли какое-то воспоминание, то ли какая-то забота… Допив свой сок, он вышел на палубу, чтобы просвежиться и что-то обдумать. Правда, он еще не знал – что конкретно он будет обдумывать. Растянувшись на кушетке для загара, Беловский взял в руки интернет-приемник и весьма удивился, когда на голографическом мониторе опять появилось светлое пятно и такой уже родной голос Изволь строго велел приложить к нему пальцы. Михаил даже обиделся:
– Изволь, ты чего меня не узнала?
– Я сказала: «Приложи по очереди пальцы правой руки!»
– Что за фокусы, Изволь? – прикладывая пальцы, проворчал он.
– Система не может идентифицировать ваши данные. Кто вы?
– Ну, ты чего, мать? Совсем, что ли? Я же Михаил Беловский!
– Ваших данных нет в списке допущенных в систему! Кто вы?
– Кто, кто… Пушкин, не видишь, что ли? – уже раздраженно буркнул Михаил.
– Повторите правильно вход в систему!
Беловский приложил пальцы еще раз. Через несколько секунд голос Изволь сказал:
– Ждите ответа. Никуда не уходите.
– А куда я уйду, радость моя, кругом океан.
Он встал с кушетки, чтобы успокоиться и походить по палубе, переваривая случившееся.
– Ложитесь обратно! Я же сказала – никуда не уходить!
Беловский сплюнул в сердцах. Кровь в его жилах вскипела. Он сорвал с шеи интернет-приемник и поднес его ко рту, как старинный микрофон:
– Знаешь, что, пигалица, я сейчас зашвырну тебя за борт, ясно!
Но в это время почувствовал, что сам летит на палубу от молниеносного броска через чье-то бедро. За спиной на руках щелкнули наручники. Когда открыл глаза, он увидел, что над ним стоят трое в троянской форме и Сашка.
– Что за шутки! – возмутился Беловский. – Сань, сдурел, что ли? А ну отпусти! – взбрыкнул он. Но понял, что скручен надежно.
Саня каким-то чужим голосом сказал:
– Номер вашего жетона?
– Какого еще жетона?
– Ты не понял?
– Да пошел ты…
Руки за спиной хрустнули. Огромный троянец так натянул цепочку наручников, что Михаил застонал от резкой боли.
– Не «пошел ты», а номер твоего жетона, нечисть! – прорычал он в самое ухо.
Беловский сопел, но молчал, соображая… Сашка подошел к нему вплотную и стал пристально рассматривать его лицо.
– Хороший экземпляр… Научились, сволочи…
– Сам ты сво… – успел прошипеть Беловский, но согнулся от резкого удара в живот.
– Не «сам ты», а сами вы. Начнем с урока вежливости,– процедил Саня. – Ты удосужился чести, упырь, разговаривать с русским спецназом!
Беловский отдышался, посмотрел снизу на Саню.
– Дерьмо вы собачье, а не русский спецназ! – прошипел он.
– Вы посмотрите, какой разговорчивый попался! Ну, что будем с ним делать? – обратился Саня к верзилам. – Он утверждает, что русские люди – дерьмо собачье! Какое смелое утверждение!
Михаила ударом в грудь сбили с ног. Он свалился на палубу и услышал плаксивый голос Изволь, исходящий из валяющегося радом приемника: