Да, казнены были пятеро, а сколько погибло на каторге в Нерчинских рудниках от невыносимых условий заключения вы посчитали?
А тех, кто были до смерти забиты шпицрутенами в правление столь уважаемого Вами императора? Шпицрутены как соотносятся с Вашими убеждениями?
Легенда о том, что Николай Первый усмирил холерный бунт только словом, приказав собравшимся преклонить колени и устыдив бунтовщиков — увы, только легенда. Народ разогнали нагайками прежде, чем император въехал в город.
А вернулся он потому, что трон под ним зашатался. Страх потерять власть оказался сильнее страха холеры.
И в чем итог правления Вашего деда? За тридцать лет он так и не освободил крестьян и в конце концов проиграл войну.
Во взглядах на образование мы с Вами совпадаем, Ваше Высочество. Свобода должна быть в его основе. Только незачем учиться убивать.
Подлинная история харьковских студентов очень простая.
В Харькове есть губернатор Лужин и есть князь Салтыков. И Салтыков женат на дочери Лужина. Дворня первого бесчинствует, и все ей сходит с рук, потому что ее бесчинства покрывает дворня второго — то есть полиция.
Однажды вечером дворня князя напала на студентов, отчего вышла драка, на шум которой вышел сам Салтыков.
Полиция явилась на помощь, студентов захватили и без суда отправили с конвоем к атаману Хомутову на Дон, потому что они были казаки.
Товарищи их явились к брату вашего Зиновьева, прося разобрать дело как следует законным порядком; Зиновьев нагрубил студентам и отказал им в просьбе. Тогда 280 человек подали просьбу об увольнении. При этом значительное число студентов — люди бедные, для которых вопрос об окончании университетского курса — вопрос о куске хлеба. Так что «Честь им и слава!»
Посланных с конвоем студентов воротили, вероятно опасаясь последствий такого самовольного распоряжения. Наши корреспонденты писали нам в «Колокол», что «бумага, по которой они были посланы, составлена задним числом и что студентов обвиняли совсем в ином деле».
Вот и судите, кто здесь прав, Ваше Высочество.
Извините, а какое произведение Михаила Лунина Вы цитируете? Нет ли у Вас его списка?
Будьте осторожнее в Ваших письмах, и у меня, и у Огарева есть опыт ссылки или ареста за слишком вольные мысли, высказанные в личной переписке.
Против отсутствия «ятей» ничего не имею, орфографическую реформу поддерживаю. То, что вы не используете также «и десятеричное», является ли ее частью?
И еще одна просьба от меня и Николая Платоновича. Не могли бы Вы прислать нам Ваши песни с нотами?
— Никса! Я получил письмо от Герцена! — воскликнул Саша.
— Ты радуешься так, словно получил письмо от папы Римского!
— Да, какой папа Римский! Это гораздо круче. Герцен — это современный русский Вольтер.
— У тебя каждый болтун — современный русский Вольтер, — заметил Никса. — В прошлый раз ты так называл Радищева.
— У каждой эпохи свой Вольтер, — возразил Саша. — Герцен — не первый и не последний. И это политсрач! Как же я их люблю! И как я по ним соскучился! Знаешь, что такое «политсрач»?
— Политическая дискуссия?
— Молодец, Никса. Если быть совсем точным — это острая политическая дискуссия с жестким оппонентом, иногда переходящая на личности. Ну, там: «пес смрадный», «блядин пархатый», «самовластительный злодей», «узурпатор», «тиран и убийца», «кровавый ублюдок», «национал-предатель», «безродный космополит», «враг России» и так далее. Переписка Грозного с Курбским была первым зарегистрированным в русской истории политсрачем. Точнее Курбского с Грозным, ибо по инициативе первого. Это, как если бы нам первым Герцен написал.
— А он и написал. Мамá в «Колоколе». До этого было еще несколько открытых писем к папá.
— Да? Дашь почитать?
— Конечно.
— Значит, у нас переписка по инициативе оппонента. Но не всегда так бывает. Не каждый политсрач затевает тот участник дискуссии, что находится в оппозиции. С лоялистами тоже бывает. Иногда политсрач заканчивается тюрьмой для одного из собеседников, особенно если второй использует троллинг.
— От слова тролль?
— Да! Троллинг — это особый прием для выведения из себя оппонента. Высокое искусство заключается в том, чтобы твой корреспондент начал нести нечто явно выходящее за рамки дозволенного «Уложением о наказаниях уголовных и исправительных». Вот тогда-то он и садится!
— Это такая победа в споре?
— А что скажешь: не победа? Но для нас этот метод не подходит, ибо оппонент в Лондоне. Троллинг очень хорошо работает против всяких арестованных революционеров. Например, его с успехом использовал Николай Павлович во время допросов декабристов. То есть начинаешь ты троллить заключенного — он выходит из себя, и все тебе и выкладывает. Причем без всяких лейденских банок!