— И куда что делось? — спросил Саша. — Почему такой регресс?
— Эти коньки английские. После Петра не катались почти, а теперь опять вошло в моду.
— Вот так и трудись на благо отечества, — усмехнулся Саша. — Все равно все забудут и начнут все тоже самое у англичан покупать.
Он встал со скамейки и попытался проехать по льду. Коньки оказались на удивление устойчивыми, пожалуй, лучше, чем гаги. И он глубоко задумался, стоит ли отпиливать бессмысленный исторический завиток.
Из толпы катающихся появился папа́ в гусарском мундире под руку с мама́ в платье с кринолином. Улыбнулся Никсе, обнял его за плечи, ухитрившись не упасть. Посмотрел сквозь Сашу и укатил дальше.
— Ладно не в первый раз, — тихо сказал Саша. — Ну, вот, что ему от меня надо? Не пью, не курю, не безобразничаю, даже не матерюсь почти, учусь, как проклятый.
— А еще переписываешься с Герценом, поешь вольные песенки и объявляешь голодовки, — в том ему продолжил Никса.
— Да! Страшные преступления!
Мимо пролетела Тина Ольденбургская в нежно-голубом платье (естественно с кринолином) и короткой шубке, развернулась, очевидно увидев Никсу, и медленно проплыла в обратную сторону. Брат с достоинством тронулся за ней, поклонился, как в менуэте и галантно предложил руку. Тина заулыбалась настолько счастливо, что Саша понял, что ему можно спокойно убираться на другой конец катка.
Ну, вот кто его за язык тянул. Зачем рассказал Никсе о том, как она на него смотрит?
А если бы не рассказал? Что бы изменилось? Ну, стало бы одной счастливой улыбкой меньше.
В конце концов она только милая двенадцатилетняя девочка. Нашел отчего расстраиваться, старый дурак!
Он сделал несколько кругов по катку, догнав и обогнав Никсу с Тиной. Всегда катался неплохо, хотя и давно. Вспомнил быстро, и тело помнило. Прежний хозяин на катке явно бывал, и не один раз.
Солнце село, опустились синие сумерки. В небо один за другим поднялись из-за Таврического дворца и полетели к Неве китайские фонарики. Его фонарики. Скоро их образовалась целая стайка. Она росла. И вот в небе загорелась огненная россыпь, затмевая созвездия.
Он подъехал к скамейке, сцепил руки на затылке, запрокинул голову и стал любоваться.
Кто-то опустился на лавочку рядом с ним.
Это была нимфетка номер два: Женя Лейхтенбергская.
— Саша, мне можно здесь посидеть? — спросила она.
— Конечно, — кивнул он.
— Очень красиво! — сказала Ее Высочество, указав глазами на небо.
Он улыбнулся.
О чем можно говорить с тринадцатилетним подростком женского пола?
Он пригляделся к ней внимательнее. Этакая пацанка.
— Жень, а как ты думаешь, если сделать клюшки, взять шайбу, поставить ворота, разделить народ на две команды, каждая из которых пытается забить шайбу в ворота другой, им понравиться в это играть?
— Не знаю. Ты сам придумал такую игру?
— Нет, игра канадская. Называется «хоккей».
— Может быть. Никогда о такой не слышала. Здесь обычно знакомятся, говорят друг с другом…
Понятно, место для флирта. Может, и не зайдет.
Вечером, едва вернувшись с катка, Саша уже строчил письмо к бизнес-партнеру Илье Андреевичу.
В среду утром Никса позвал Сашу разбирать ёлки.
— Все, что на них еще осталось вкусного, можно съесть, — сказал брат.
— Как разбирать? — удивился Саша. — Еще четыре дня до Нового года!
— Причем тут Новый год? — удивился Никса.
— Разве ёлку ставят не на Новый год?
— На Рождество естественно. До Нового года она не достоит. Высохнет и начнет осыпаться. Свечи на такой очень опасно зажигать. Папа́ рассказывал, что во время пожара дворца в 37-м году, дедушка сначала решил, что пожар начался из детской, потому что упала одна из ёлок.
Ёлки и правда были украшены свечами очень густо. Смотрелось сказочно, так что Саша подумал, стоит ли вообще перегонять народ на электрические гирлянды, как только они будут изобретены.
Но сейчас свечи не горели. Их задули еще вечером.
Саша снял с ветки мандарин с листочками и начал чистить. Да, эти фрукты детства на ёлке присутствовали.
— Жаль, что праздники кончились, — заметил он.
— Ну, что ты! — возразил Никса. — Праздники до Крещения. Тридцать первого здесь будет детский бал.
— Крещение шестого? — спросил Саша, в уме вычтя из девятнадцати тринадцать.
— Да, — кивнул Никса. — Конечно. Ты очень странно все забыл. Я сначала думал, что у тебя пропала личная память и осталась общая: английский, математика, литература. Но ты и общих вещей иногда не знаешь, причем очень простых. Сколько времени праздники, как коньки надевать. При этом ты умеешь на них кататься.