История харьковских студентов в вашем изложении, увы, очень похожа на правду. Конечно, всякую информацию надо проверять по нескольким источникам, но она какая-то уж очень типичная для России.
Нормальный наш произвол. Но решается системно, а не в ручном режиме: независимостью судов. Чтобы ни губернатор Лужин, ни князь Салтыков, ни им подобные не могли влиять на их решения.
Планы судебной реформы есть, насколько я знаю.
Из Лунина я цитирую «Письма из Сибири». Списка у меня нет, просто помню отдельные высказывания. Даже не знаю, к кому письмо.
Надеюсь, наша дискуссия на этом не закончится.
Тексты песен и ноты прилагаю.
Ваш Вел. кн. Александр Александрович».
Саша задумался и дописал:
«P.S. Уважаемые сотрудники Третьего отделения! Прошу заметить, что ни одну статью «Уложения о наказаниях уголовных и исполнительных» данное послание ни в коей мере ни нарушает. Более того, взгляды якобинца Лепелетье, автор не разделяет ни в малейшей степени».
_______________________________________________________________________________
Любезные читатели!
Если вам понравилось, не забудьте подписаться и поставить лайк.
За каждые 200 лайков или 100 наград — дополнительная прода.
Обнимаю всех мысленно!
Ваш преданный автор,
Олег Волховский.
Глава 6
Брат прочитал письмо, потом постскиптум и рассмеялся.
— Ну, насчет Лепелетье, ты лукавишь, — сказал он.
— Нисколько не лукавлю. Лепелетье голосовал за казнь короля, и именно его голос был решающим. А я, как ты знаешь, принципиальный противник смертной казни.
— Ничего себе, на кого ты ссылаешься!
— Он автор кодекса. Я же не на его электоральный выбор ссылаюсь.
— Ладно. Оставим этого достойного мужа.
— На Каховского поклеп не возводим? Или это Пестель?
— Пестель тоже, но Каховский в особенности. Так что здесь все нормально.
— Понимаешь, Никса, если один из собеседников срывается на прямую ложь, дискуссия заканчивается. Так что надо все тщательно перепроверять.
— Про «революционные браки» правда?
— Точно не известно, что такое «революционный брак» во время утоплений в Нанте, но священники там были, монахини были, и топили их совершенно реально.
— Тогда оставляем, хороший аргумент. Про то, как трудно поднять бунт, такое впечатление, что ты пробовал.
— Пробовал, но не здесь. Все равно, что из болота тащить бегемота. На себе, в одиночку.
— Боже, с кем я связался! — закатил глаза Никса.
— Ты очень правильно связался. У меня есть опыт деятельности на противоположной стороне. Причем противоположная она только потому, что мир там перевернутый. Уверяю тебя, общество надо очень сильно довести до ручки, чтобы в нем что-то вспыхнуло. Так что, если ты выходишь погулять без охраны на набережную Невы, и в тебя стреляют, значит, конкретно ты сделал что-то не так.
— Бывают, наверное, и сумасшедшие.
— Бывают. Но не надо на них все списывать.
— «Во всех бунтах виновато правительство» — это, конечно, золотыми буквами на мрамор.
— Это так, Никса. Просто запомни. Правительству надо не пережимать. Иногда бунты вспыхивают только потому, что власть пыталась довести ситуацию до собственных представлений об идеале и делала слишком много лишних движений, где лучше было просто проигнорировать.
— Давай ты это перепишешь, а оригинал я возьму себе, ибо шедевр, — сказал Никса.
Саша вздохнул и переписал.
— Интересно, поддержит ли наш собеседник совкосрач, — проговорил он.
— Что поддержит?
— Совкосрач — это особый вид политсрача, где в словесном сражении сходится социалист и антисоциалист, или коммунист и антикоммунист. «Совкосрачем» называется потому, что по одной из теорий социалистическим государством должны управлять Советы рабочих и крестьянских депутатов, и страны с такой системой правления называются «советскими». Все аргументы в совкосраче давно известны и повторяются из дискуссии в дискуссию.
— Убедить оппонента в своей правоте вообще без шансов, — продолжил Саша, — ибо социалисты так увлечены своей прекрасной мечтой, что никаких неприятных фактов не замечают вовсе. Так что совкосрач, вообще говоря, бессмыслен. Но познавателен с очки зрения изучения идеологии врага.
— Как и вообще все политсрачи, — добавил он. — Скорее всего, политические взгляды вообще определяются особенностями психологии.
— Ну, пошли к тебе! — сказал Никса.
И прихватил штатив и фотоаппарат.
Как выяснилось, Николая специально учили фотографии. Ну, модно же.
Сашина часть комнаты действительно выглядела колоритно. Когда-то давно, кажется еще в советское время, он видел спектакль про студентов, где примерно также были устроены декорации: обшарпанная стена с высоченными стопками книг, напоминающими разнонаправленные Пизанские башни.
Стена была вполне приличная, но стопки книг впечатляли и вызывали глухое бешенство Зиновьева.
Жаль, что микроскоп пришлось подарить Склифосовскому.
Никса установил штатив и громоздкий фотоаппарат и сфоткал сей натюрморт под кодовым названием «Студенческая келья Вел. Кн. Александра Александровича».
Когда фото было готово (а именно через неделю) братья приложили его к письму и запечатали столь же многослойным образом, как и предыдущее.
Первый снег выпал еще в октябре, а к середине ноября уже покрывал землю толстым слоем, так что лошади ступали осторожно и не горели желанием переходить на рысь. Последнее Сашу вполне устраивало. Он с горем пополам научился держаться в седле, но никакой аллюр быстрее шага был ему недоступен.
Зато отношения с Геей становились все лучше. Причиной того были регулярные посещения Сашей конюшни, причем всегда с морковкой. Так что Гея преисполнилась преданности к хозяину и всякий раз встречала его радостным ржанием. То есть была благополучно приручена.
А Саша оценил лошадей. Лошадь — это очень красиво.
Как писал Киплинг: «Что опьяняет сильнее вина: лошади, женщины, власть и война». Наконец-то, Саша оценил пункт первый.
С женщинами было не очень. Компания у принцев оставалась совершенно мужской.
Власть всегда была для Саши только средством для воплощения своих идей.
А война по-прежнему не прикалывала. Все-таки при всем своем антисоветизме, Саша был воспитан в СССР на лозунгах «Миру — мир!», «Мир — народам!», «Мы за мир!» и «Нет — войне!». И искренно считал войну неким коллективным сумасшествием, крайне невыгодным и разрушительным.
То есть был вполне солидарен с Герценом.
Велосипеды стали неактуальны, и Саша с Никсой путешествовали по Царскому селу верхом. Как-то еще раз навестили Толстого. Обошлось без эксцессов и выяснилось, что правозащитные усилия Саши не прошли даром. Достоевскому и Дурову разрешили жить в столицах.
За последнего просила мама́.
Саша раздобыл у Алексея Константиновича еще пару переводов от Дурова, на этот раз из Виктора Гюго, которые он немного помнил из будущего. И загрузил матушку:
«Есть существа, которые от детства
Мечты свои, надежды и желанья
Кидают на ветер. Ничтожный случай
Владеет их судьбой. Они стремятся,
Куда глаза глядят, не думая о цели,
От истины не отличая лжи:
Они летят, куда подует ветер;
Гостят, где им открыта настежь дверь.
Для них вся жизнь в мгновении настоящем,
Затем, что прошлое для них погибло,
А в будущем они читать не могут...»
Оригинал ей был известен, а перевод понравился.
Саша знал, как это выжимает, как выматывает бесконечное заступничество за гонимых, особенно, когда впустую.
Но страна пока двигалась к оттепели, пространство свободы расширялось, и Сашины просьбы не оставались без ответа. В будущем бы так!