— Сейчас о еврейках речь пойдет?
— Ну, как мой грешный язык может коснуться небесной красоты Богоматери и учениц Христа?
У себя Саша переписал письмо султану на чистовик, вложил в конверт, запечатал и положил в другой конверт вместе с письмом дяде Косте.
«Письмо султану личное, — приписал он Константину Николаевичу, — но не особенно секретное, оно касается происхождения Александры Васильевны Жуковской и написано так, что никак не сможет ухудшить отношения между нашими странами, только улучшить».
В самом конце апреля приехал профессор Николай Иванович Пирогов.
Знаменитый хирург служил попечителем Киевского учебного округа, однако медицины не оставлял и дважды в неделю принимал больных, не беря за это денег, и оплачивая лекарства из своего кармана. Так что в его приемной всегда стояла толпа бедняков с небольшой примесью публики более состоятельной, но готовой терпеть простолюдинов ради Пирогова.
Признаться, Саша побаивался этого визита. Неугомонный Пирогов всегда резал правду-матку, не любил терять времени и мог совершенно спокойно, не прощаясь, уйти со светского приема, если считал его бесполезным.
Поэтому Саша встретил гостя у дверей покоев Никсы вместе с лакеем. И подумывал, не принять ли у профессора пальто. Или это слишком?..
Пирогов избавил его от тяжелого выбора, явившись по случаю теплой погоды вообще без шинели, но не в положенном ему по чину генеральском мундире, а в поношенном рыжеватом сюртуке и видавших виды сапогах.
Профессор был невысок, обладал обширной лысиной, полностью открывавшей макушку, редкими волосами, зачесанными на виски, выпирающим бритым подбородком и усами с бакенбардами по здешней моде. Лоб пересекала пара тонких горизонтальных морщин, а из-под надбровных дуг остро и сосредоточенно пылали глаза.
— Ваше Императорское Высочество! — сказал гость.
И вполне прилично поклонился.
— Я прежде всего должен извиниться, любезнейший Николай Иванович, — сказал Саша.
Профессор посмотрел с некоторым удивлением.
— Я оторвал вас от больных и вашей службы и заставил ехать за тысячу с лишним верст ради моего брата. И я ужасно рад, что вы согласились.
И он заключил Пирогова в объятия, для чего ему пришлось несколько нагнуться: четырнадцатилетний Саша был выше почти пятидесятилетнего хирурга.
— Ну, как я мог отказаться! — с чувством сказал гость. — За кого вы меня принимаете, Ваше Высочество! Не поехать к спасителю моего ученика?
Саша усмехнулся.
— Прекрасно, что вы цените во мне именно это.
— Ну, где больной? — спросил профессор, прервав затянувшийся обмен любезностями.
Лакей распахнул двери, и они вошли в покои Никсы.
Брат сидел за столом, покрытым синей бархатной скатертью, и ответил кивком головы на поклон врача.
— Мне остаться? — спросил Саша.
— Да, Саш, — ответил Никса. — Останься.
И стал расстегивать ворот гусарской курточки.
Профессор сел напротив.
Любезные читатели!
Если вам понравилось, не забудьте подписаться и поставить лайк.
За каждые 200 лайков или 100 наград — дополнительная прода.
Обнимаю всех мысленно!
Ваш преданный автор,
Олег Волховский.
Глава 5
Пожалуй, стало хуже, язвы потемнели и увеличились в размерах. И чешуек прибавилось.
Профессор смотрел на воспаление, даже не дотрагиваясь до ран.
— По крайней мере, диагноз верен, — заключил он. — Так что должно помочь.
И выписал рецепт на клочке бумаги.
— Можно? — спросил Саша.
И потянулся за рецептом.
Пирогов усмехнулся и пожал плечами.
Рецепт был написан малопонятным медицинским почерком.
Саша поискал вызубренное со школьной скамьи слово «hydrargirum», но сдался. Зато присутствовало нечто, начинающееся на «s».
— Николай Иванович, это ведь дихлорид ртути? — спросил он.
Профессор перестал усмехаться.
— Да, дихлористая ртуть, — сказал он. — До меня дошел слух, что вы выписали из Гейдельберга химическую энциклопедию.
— Господи! — воскликнул Саша. — Я что в аквариуме живу?
— Просто мы с Дмитрием Ивановичем знакомы, — сказал хирург. — Он восторженно о вас отзывался.
— Лестно, — сказал Саша. — Но я не в лести сейчас нуждаюсь. Я, признаться, испугался. Я ведь знаю, и что такое хлор, и что такое ртуть.