Под навесом, на стенах уже горели газовые фонари.
Саша подозревал, что в будущем он здесь был. Точнее проезжал мимо. Не мог не проезжать, хотя вряд ли выходил из поезда.
Кажется, где-то видел и эти окна, и этот навес, и эти кованые чугунные капители.
Внутри, под голубым сводом располагался буфет. У входа стоял огромный самовар, из которого можно было нацедить кипятку, но Гогель повел Сашу в другой конец вокзала, где стояли столики с белыми скатертями. Путешественникам подали мясной пирог и чай.
Судя по тому, что усатый буфетчик стоял рядом навытяжку с полотенцем через руку, инкогнито соблюдалось не вполне.
Кулебяка была что надо, и пахла свежим хлебом, грибами, яйцами и луком.
Когда поезд отошел от Малой Вишеры, было совсем темно.
Саша смутно надеялся, что белье выдадут на станции, и ожидал найти его на сиденьях, аккуратно упакованным в какие-нибудь бумажные или тканые пакеты, за неимением пластиковых. Но белья почему-то не было.
Он вспомнил, что есть система, когда белье уже застелено на другой стороне полки, положил руку на спинку дивана и потянул вперед. Спинка не поддавалась.
— Александр Александрович, что вы делаете? — спросил Гогель.
— Как что? — удивился Саша. — Пытаюсь разложить плацкарту.
— Разложить?
— Понятно, — вздохнул Саша. — Она не раскладывается.
— Вы где-то видели раскладную?
— Конечно, когда болел, — признался Саша. — А как же спать?
— Можно лечь на сиденье.
— Без белья?
— Без.
«На кой тогда весь этот бархат!» — подумал Саша. И вспомнил, как студентом ездил в общем вагоне, но тогда под рукой был спальник и рюкзак.
Паче чаяния выспался он неплохо, благополучно проспав и Бологое, и Тверь.
Завтракали на станции Клинская около восьми утра. Клинская — станция второго класса — выглядела поскромнее, но и арочные окна, и тонкие колонны, и навес присутствовали.
Путники расположились пить кофе с булочками возле двойного окна.
Саша достал записную книжку и начал карандашом вычерчивать нормальный вагон. То есть со сквозным проходом, туалетом, титаном и тамбурами для перехода из вагона в вагон, дабы добраться до вагона-ресторана. Последний он рисовал уже в купе, а потом до самой Москвы объяснял Гогелю, что к чему.
— Где у нас вагоны делают? — спросил Саша.
— На Александровском литейно-механическом заводе в Питере.
— Отлично! А то я подумал, что в Европе покупаем.
— В основном, конечно, покупаем, — признался Григорий Федорович.
— Сами сделаем, — сказал Саша, — не хватало еще всякую херню покупать!
Гогель одобрительно улыбнулся и даже не упрекнул за неподобающую лексику.
Наконец, поезд очень медленно, вразвалочку въехал под дебаркадер Николаевского вокзала в Москве.
На платформе толпился народ. «Шишку какую-нибудь встречают», — подумал Саша.
— Что-то очень много студентов, — заметил Гогель.
И правда в студенческие шинели была облачена большая часть толпы. Но встречались и барышни с цветами.
Поезд остановился, и кондуктор открыл дверь.
Саша ступил на платформу, и вокзал огласился громовым «Ура!» Вверх полетели студенческие фуражки.
Он не успел оглянуться, как обнаружил у себя на шее несколько венков из роз и пионов и пару букетов в руках. Букеты он оперативно сгрузил растерянному Гогелю.
Нашел глазами Склифосовского и раскрыл объятия.
— Николай Васильевич! Я ужасно рад.
— Простите меня, Ваше Императорское Высочество! — засмущался Склифосовский. — Я и сказал-то паре друзей, но все как-то сразу узнали.
— Да, черт с ним с инкогнито! — сказал Саша.
И поискал глазами что-нибудь типа броневика, танка, балкона, белого коня или хотя бы университетской кафедры. К его услугам была только длинная балюстрада посередине платформы, отделявшая от путей большую часть публики.
Саша довольно ловко вскочил на нее и поднял руку.
— Господа! — сказал он.
И порадовался тому, что не зря в прошлом году вырабатывал командный голос в кадетском лагере.
— Я очень тронут, — продолжил он. — И был бы рад обнять вас всех. Я ничем этого не заслужил и постараюсь вас не разочаровать. Чтобы вы никогда не пожалели, что пришли меня сегодня встречать на вокзал с цветами. Здесь только медицинский факультет или весь Московский университет?
— Юридический! — крикнул кто-то из толпы.
— Физико-математический! — откликнулся кто-то справа.
— Историко-филологический! — отозвались слева.