– Глупости.
Из болтовни лысого я черпал полезную информацию. Жаль, он перемешивал факты о разных личностях, эпохах и событиях, перескакивая с пятого на десятое.
– И я того же мнения. Какое невежество – пренебрегать умными, красивыми женщинами ради слепого следования обычаю. В мире живых царица себя не проявляет. Подумаешь, снится отшельникам раз в столетие, угрожая норуи истреблением, если её перестанут чтить. В Подземье такая сумасшедшая преданность редкость. У нас, тёмных эльфов, раз уж умерла, так умерла. Прошлые заслуги, влиятельность не в счёт. Помним, скорбим и так далее, в нашу жизнь просим не лезть.
Лысый умолк на развилке. Правый тоннель понижался, левый радовал пологим подъёмом. До этого мы часа полтора брели по лабиринту пещер, в основном опускаясь.
– Нам налево, – похромал эльф. – О чём я? Ах да, об отшельниках. Собираются раз в год на праздник Снисхождения ангелов, пялятся на Песчаные Водопады, вспоминают битву при Караноре, вместе с паломниками упиваются вусмерть сомой и дохнут от сердечных приступов. По окончании празднования в пещерах такая вонь стоит от протухших тел, что из подземелья не выйти без окуренной благовониями маски. Отшельники приходят сюда умирать, не думая о том, кто всю эту мертвечину прибирает. Они, наивные, полагают, что звери и птицы растаскивают трупы. Ха! Мне с помощниками приходится хоронить большинство покойников, зарывая в песок. Иначе смрад просачивается в подземелье, и жить там становится невозможно.
Стены пещеры уткнулись в плотно стоящие колонны сросшихся сталактитов и сталагмитов. В центре природного частокола виднелся узкий проход, куда мог протиснуться, и то с трудом, человек. Лысый смело направился туда, рассказывая о нелёгкой жизни палача, мечтающего о карьере лекаря.
Под ногами похрустывали круглые циновки из крашеного тростника. Памятуя о крадущихся в темноте чудовищах, лысый хромал вдоль испещрённой магическими символами стены. Багровый свет крошечной искры обнажал высеченные на плитах силуэты идущих по улицам города людей с чертами зверей, рыб и пресмыкающихся, эльфов и существ, возвышающихся над ними подобно горам. На небе висел паук-солнце, вонзивший лапы-лучи в серого змея, а над ними простёрла крылья лунная бабочка в окружении звёзд. Изображённый город возносил к небесам тонкие башни. Дворцы вельмож и дома простолюдинов горели в пожаре, гибнущие смертные корчились, пылая.
Знакомая архитектура. Руины похожих зданий в городе демонов у остатков защитных укреплений.
– Каранор? – провёл я пальцем по линиям домов.
– Он самый. Отшельники изобразили битву ангела солнца с царицей и её защитником. Не уверен, правдиво ли описание, сего знаменательного для пустынников события никто из ныне живущих не застал. Пошли поскорее отсюда, неуютно тут.
Ну да, чувствуется атмосфера намоленности. В середине зала на пьедестале пятно концентрированной светло-серой айгаты. Паломники поклонялись статуе сидящего, скрестив ноги, полуэльфа в ветхой одежде. Святой склонил голову, словно задремал. На повёрнутых кверху ладонях распускались бумажные цветки. Под слоем глины, повторяющим формы смертного, текла тягучая, реденькая энергия жизни, во впалой груди примерно раз в несколько минут неслышно подергивалось сердце.
– Норуи молятся живым статуям? – удивился я.
Нигде в трудах имперских географов и историков не упоминалось о тяге солнечных эльфов к заточению медитирующих монахов в глиняные панцири. Не по-ангелиански поступали пустынники. Ангелы не принуждали к человеческим жертвам и вроде бы не терпели самоистязаний.
– Ага. Из-за этого имперцы и эладарнцы называют норуи сектантами, извращающими вероучение. А пустынники всего лишь чтят традиции предков. В незапамятные времена, до основания Калорского царства, удостоившиеся благосклонности богов старцы добровольно погружались в вечный сон, чтобы стать ближе к своим любимым высшим сущностям. Их обмазывали всяким… кхм… глиной, воском и прочим, и выставляли на всеобщее обозрение, считая святыми, молились им. Вроде развитый народ, создают шедевры искусства, а верят в такую ерунду.
– Не веришь в богов?
– В богов верю. В заступничество святых – нет. Шагнувшему за грань материального мира плевать на сирых и убогих. Они ему кажутся в лучшем случае забавными зверушками, в худшем просветлённый, узрев переполняющие смертных пороки, возненавидит соплеменников и отвратит от них взор. И вообще, святые ужасные эгоисты. Почему они жаждут обрести святость, перейти на следующую ступень духовного развития? Хотят силы, неведомых ощущений, превосходства над другими. Разве такой человек может заботиться о ком-то? Только если ему выгодна «забота». У гархал нет святых, а есть герои, чемпионы богов. В вашем понимании, конечно, героями убийц собственных родичей ради тёмных Даров не назвать. Для нас они примеры для подражания.