Когда Лазарь вошёл в кабинет, Соколов поднялся из-за рабочего стола, обменявшись с гостем крепким рукопожатием, после чего пригласил его сесть в кресло у окна, а сам сел напротив. На Вячеслава смотрел уверенный в себе, крепко сбитый мужчина с умным, мужественным лицом.
- О чём вы хотели поговорить со мной, Вячеслав Андреевич?
- Лазарь, - начал Соколов, собираясь с мыслями. - Я хочу, чтобы... Нет, ты нужен нам на очень важном посту.
Паскевич молчал, обратив на собеседника пытливый взор серых глаз, с интересом ожидая продолжения его слов.
- Я уже общался с Игорем Олеговичем на эту тему, и он был категоричен... Ты, Лазарь, должен принять дела у Белова. Взять Эзельское воеводство под свой контроль.
- Он не справляется? - невозмутимо сказал Паскевич.
- Брайану просто надо немного отдохнуть, заняться семьёй, - вздохнул Вячеслав. - А вообще он большой молодец, очень многое сделал. Но сейчас там нужен крепкий профессионал.
- Я вас понял, - кивнул Лазарь. - Когда отправляться?
- Не спеши, - улыбнулся Соколов. - По весне, когда Ангара вскроется. Обоз будет приличный. С Оксеншерна старайся больше общаться - он в твоём распоряжении.
Эзельское воеводство, окрестности Пернова. Август 1647 (7155)Раннее утро на берегах безвестной речушки в двух десятках вёрст от города. Прохладно и сумрачно, по-над рекой клубится утренняя дымка. Самое время для тишины и покоя. Но нет, щебечущие птахи, встречая зарю, устроили шумный пересвист. А поскольку концерт сей начинался в одно и то же время ежедневно, то и смена ночного караула проводилась ровно с его началом. Часовой, предвкушая горячую кашу из печи и скорый сон, с нетерпением поглядывал вниз. Не прошло и минуты, как зевающий парень, хлопнув дверью, вышел на небольшой двор заставы, построенной на развалинах каменного дома богатого немецкого дворянина, сгинувшего без следа лет двадцать назад. Соединённые частоколом казарма да склад - вот и вся пограничная с Русью застава перновского уезда. К складу были пристроены стойла и вышка, откуда караульный наблюдал за мостом, к которому подходила единственная в округе наезженная дорога, петляющая меж еловых чащоб. Приставив винтовку к стенке казармы, парень, ухая и фыркая, шумно умылся водой из бочки, после чего задрал вверх широкое раскосое лицо, высматривая своего приятеля - датчанина.
- Эй, Каспер, ты не продрог там?! - довольно лыбясь, прокричал он бойцу на вышке. - Туши прожектор, я подымаюсь!
- Карашо, Петер, - без эмоций кивнул дан.
На противоположном берегу пустынно, только ветер гуляет в высокой траве да темнеет стена хвойного леса. Тунгус посмотрел в увеличительную трубу - взгляд скользнул по заливаемой восходящим солнцем зелени, елям... Дорога пуста, только вдалеке вороньё, неловко переваливаясь и топорща крылья, дерётся за останки павшей ещё в начале весны лошади. Не успевшее окоченеть мясо в тот же день срезали крестьяне-эсты с ближнего хутора, а кости потом обглодали голодные по весне волки.
Остальные трое выспавшихся за ночь пограничников, позавтракав, пили копорский чай*. Отнесли горячего ароматного напитка и дозорному. Компания на заставе собралась весьма пёстрая даже для Ангарии. Начальник заставы Михаил Савин из тобольских казаков, его заместитель тунгус Пётр, карел Осмо, освобождённый из шведского плена, эст Индрек и дан Каспер. Последние трое завербовались в эзельскую дружину по собственному желанию и прошли необходимый курс обучения в лагере под Аренсбургом. Кроме того, среди пограничников находился и немой подросток, названный Митькой, прибившийся к беженцам-кашубам, которых норвежцы Олафа Ибсена вывозили из западной Померании, оккупированной датчанами. Какого он роду-племени, никто не знал. Зато парень умело обращался с лошадьми, был трудолюбив и послушен. Когда окончательно рассвело, а птицы, наконец, примолкли, в эзельском лагере раздался звон сигнального колокола с вышки.
- Митяйка с ночного возвращается? - неуверенно предложил Осмо, отставляя дымящуюся чашку и подтягивая к себе винтовку.
- Нет, - уверенно сказал Савин, поглядывая на Петра. - Вона, Пётр на Феллинскую дорогу кажет. К оружию! Картечницы на стены!
Пограничники, взяв дополнительные боеприпасы, заняли свои места на стенах, а Осмо бросился к стойлам, где оставался один жеребец - при появлении чего-либо, заслуживающего внимания на дороге, ведущей из Феллина - первого города, лежащего на пути в русские земли, по установленным правилам следовало отправлять гонца в Пернов. Савин взбежал на вышку и, взяв у тунгуса трубу, вгляделся в приближающихся всадников. Кони чужаков переходили на шаг, колонна вытягивалась. Число их Михаил оценил в три сотни с гаком. Это были русские воины - среди них были и стрельцы, и драгуны, и рейтары. Лица всадников были усталыми, а кони - измождёнными, будто им пришлось скакать несколько часов без роздыху.