- Верно, сейчас можно и потерпеть, - согласился с Сергеем Минсик, обменявшись взглядом с молчаливым Кангхо. - А вот в Идзухаре только так, силой, и надо было действовать. Бить, пока не пришли в себя, не опомнились! Верно?
Пихнув друга в плечо, Ли добился от Сонга лишь короткого кивка головы. Минсик, полный гордости за товарища, удовлетворился и этим. Сонг и неделю тому назад, при высадке на Цусиме, командуя головным отрядом морпехов, сохранял, по словам принца Бонгрима или просто Ли Хо, своё 'мужицкое спокойствие'.
Тот знойный день надолго запомнится Минсику, теперь он знал, о чём будет рассказывать своим детям чаще всего. Высадка в заливе Ташамура была назначена на раннее утро. Далеко вдающийся в берег залив, с обилием мелких бухточек был для оного предприятия весьма удобен. Он перерезал остров поперёк почти на всю его ширину и предоставил для адмирала Сартинова полную свободу действий. Адмирал, кстати, после разведки так бурно восхищался удобствами Ташамуры для стоянки или же базирования флота, что воеводе Сазонову даже пришлось его немного успокоить. Но и Алексей Кузьмич остался доволен:
- Назовём его заливом Решимости! Если это наш Рубикон, то мы его переходим!
Ночная стоянка у небольших скальных островков прошла спокойно, а утром, с первыми лучами солнца, амурские корветы, в том числе три корабля второй очереди - 'Громобой', 'Богатырь' и 'Тангун', направились в восточную часть залива, где и была произведена высадка. На этих трёх кораблях завершалась первая очередь строительства военных кораблей на амурских верфях, теперь было необходимо заняться не менее насущными проблемами экономического освоения дальневосточных землиц - побережья Уссурийского края, Сахалина, Курил и Эдзо, где только недавно - в прошлом месяце, был устроен торговый пост. Там же сейчас находился и 'Кастрикум'. Помимо торговых функций миссия ангарцев занималась и важной дипломатической работой - среди эдзосцев начали ходить слухи о царе Соколе, чьи пределы соприкоснулись с землёй айну. Нумару с сыновьями этому всячески способствовал, частенько принимая у себя посланников от глав островных родов, а также военных вождей айну. Особенно обстоятельным был визит вождя племени сибуцари Сагусаина, высокого и физически сильного человека, весьма влиятельного на острове. Вместе со своим зятем Риттоином он часто и подолгу беседовал с Нумару, кроме того вождь порывался разговаривать с несколькими бородачами-казаками, к слову, похожими на него самого, и очень сокрушался оттого, что русские его не понимали. Поднявшись на борт корабля, вождь внимательно исследовал флейт и даже провёл на нём две ночи. Перед убытием Сагусаин общался с Рамантэ, выудив из лейтенанта всё, что тот знал о жизни подданных царя Сокола и самом властителе рыжебородых братьев.
Так вот, для лучшего сообщения, в том числе и с Эдзо, на амурских верфях закладывались датские боты - вместительные суда с отличными мореходными качествами. Датскими они были изначально, всё же пройдя некоторую коррекцию со стороны поморских мореходов, вобрав в себя лучшие качества обеих школ корабелов. Проектировалось и судно-сухогруз, необходимое для каботажных перевозок большого количества груза одновременно, что было нужно для постепенного перевода верфей во Владивосток - но для него, в отличие от ботов, уже требовалась паровая машина.
Уже в самом начале высадки возникли проблемы - японцы, сопровождавшие по берегу корветы на их пути по заливу, принялись обстреливать из луков шлюпки с бойцами батальона морской пехоты, набранного из дауров, служивших на сунгарийских канонерках и корейцев, там же проходивших курс молодого бойца. Островитян было немного, не более двух с половиной сотен - их заметили ещё прошлым вечером прятавшихся в высокой траве близ устья Ташамурского залива.
"Тангун" дал холостой залп - японцы, среди которых в основном были голоногие лучники, более всего похожие на крестьян, и лишь около тридцати конных воинов в неплохих доспехах, подались было назад, но невероятным усилием воли всё же сумели вернуть себе былую уверенность и, прячась в колышущемся от ветра тростнике, пускали стрелы по приближавшимся морпехам. Кангхо Сонг, надвинув на лоб каску, первым соскочил в воду и пошёл вперёд, с шумом расталкивая перед собой воду. В одной его руке была зажата рукоять тяжёлой голландской шпаги, выменянной им у одного из офицеров с "Кастрикума", во второй находился револьвер. За ним со шлюпок начали спрыгивать остальные морпехи в касках и лёгких кирасах, держа винтовки с примкнутыми штыками над водой. Шлюпки взяли обратный курс, за следующей партией бойцов. Тут же "Тангун" и "Громобой" дали по холостому залпу, но на этот раз испугались разве что кони японцев, а воины лишь присели на мгновение, продолжая посылать стрелы в сторону берега. От кирасы Сонга уже отскочило несколько стрел, одна застряла в сочленении доспеха. На бедре корейца зияла рваная рана, штанина набухала кровью - широкое острие стрелы рассекло кожу в незащищённом месте. Не замечая этого, Кангхо буквально пёр вперёд, как рассерженный носорог. Японцы, обменявшись быстрыми взглядами, отбросили луки и схватились за короткие мечи. Пешие пропустили вперёд конных самураев и с яростными и пронзительными вскриками бросились вслед за ними на полусотню ангарцев.