- Помни Дрогеду! Отомстим! - раздавалось над долиной.
Тонко ржали, потрясая головами, обгонявшие пехоту кони. Это небольшой, в полторы сотни опытных бойцов, кавалерийский отряд О'Нила перемещался на правый фланг. Туда, где был простор для манёвра, так как левый фланг ограничивался широким оврагом с протекавшим на его дне ручьём. Там же, справа находились и лучшие стрелки клонмельцев - две роты ольстерцев, вооружённых кремневыми мушкетами, а также испанский и ангарский отряды. Несколько десятков пиренейцев прибыли на Изумрудный остров по окончании войны на материке, чтобы и тут подзаработать звонкую монету. Ринат, сговорившись с вожаком испанцев, Хосе Кабралом, присоединился к ним уже в Голуэе. Хью с радостью принял наёмников - у ирландца каждый мушкет был на счету, а плата испанцам за службу оказалась не слишком высока. Необременительное жалованье потребовал и командир эзельских мушкетёров, которые удивили О'Нила тем, что даже не были католиками. Несмотря на это, стрелками они показали себя отменными - Хью отметил это в первые дни осады города подошедшим войском Кромвеля. Эзельцы частенько убивали прислугу английских орудий меткими выстрелами из своих чудесных мушкетов. А потому эзельцам и испанцам для прикрытия от удара кавалерии был выделен лучший отряд пикинёров-ольстерцев, которые пришли в Клонмель вместе с самим Чёрным Хью.
Когда расстояние между воинствами сократилось до двух сотен метров, Саляев дал команду на открытие огня.
- Орудийная прислуга, знаменосцы и офицеры выбиваются в первую очередь! - громким, охрипшим от сырости голосом Ринат прокричал приказ.
Но и без него аренсбуржцы знали о приоритетных целях - на Эзеле и при Белове, а тем более, при новом воеводе Паскевиче, военную науку втолковывали накрепко. А посему за пару лет вчерашние крестьяне, рыбаки, горожане и подмастерья становились слаженной командой боевых товарищей, которые понимали друг друга с полуслова. Ровный шаг, остановка и прицеливание. Каспер, эзельский дан, попавший в полк из дружины, задержав на несколько секунд дыхание, мягко нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел, свежий ветер, дувший навстречу ирландскому войску, тут же унёс пороховой дым, а аренсбуржец, вытащив гильзу и перезарядив оружие, снова ожидал команды лейтенанта Кармакулова.
- Готовсь! Огонь! - прокричал офицер.
Каспер ещё раз выстрелил, целясь в далёкого всадника со штандартом, на котором реял английский крест. Однако тот остался невредим, отчего дану пришлось лишь недовольно поморщится. Вскоре до наступавших ирландцев донеслись мелодии английских трубачей. Многочисленные стяги противника перемещались за первую линию пехоты. Снова раздался рокот орудийных выстрелов. Саляеву стало не по себе. Он видел, как его ребята стали по привычке искать укрытия на местности, избегая опасности оказаться на пути шальной пули или ядра. Напрасно - впереди лежала ровная, как стол каменистая равнина, покрытая изумрудной травой. Ни валуна, ни деревца... Это шло вразрез с ангарской тактикой боя, которая категорически не приветствовала сближение с противником, что называется, в чистом поле. Совершенно неприемлемыми считались необоснованные потери личного состава. Жутковато. В воздухе гудели английские ядра, и одно из них с шумным уханьем влетело в порядки ольстерцев - раздался треск ломаемых пик, кого-то из несчастных подбросило кверху и, оросив товарищей кровью, он упал наземь, словно тряпичная кукла. Это происходило раз за разом, пока ирландцы, поломав строй, не бросились с рёвом на ненавистного врага, презрев потери от последнего, картечного залпа. Теперь всё зависело от воли, духа и отваги каждого воина. В ход пошли шпаги и кинжалы, палаши и топорики, приклады и кулаки. Стрелки, в том числе и ангарцы, прикрытые каре[5], ощетинившимся длинными пиками, раз за разом посылали пули в пикинёров врага, что пыталась атаковать и развалить строй ольстерцев.