— Передай Саулу, пусть ждёт меня семь дней. Я прибуду в Галгал и совершу жертву всесожжения. После того лишь бог Ягбе поможет народу своему победить врагов. Ступайте и сообщите моё решение.
— Слушаюсь, господин мой и судья. — Нир низко кланялся и, не поворачиваясь, пятился вместе с другими к воротам.
— Я не судья с того дня, как утвердился царём Саул. Но слышать и знать волю бога могу пока ещё только я.
Нир с другими посланными сели в повозку. Возница дёрнул вожжами, махнул ремённым хлыстом, и рослые лошаки споро побежали из города. Конечно, в пути только и обсуждали ответ Шомуэла. В обсуждении принял участие Гист, ожидавший гонцов и повозке.
— Неладно получается, — бормотал разумный и практичный Нор, качая седеющей головой. — Саул кликнул клич собираться ополчению. Люди придут и — сиди, дожидайся первосвященника. Как-будто нельзя принести жертвы и помолиться с нашим левитом Ашбиэлем. А вдруг пелиштимцы придут раньше, чем через семь дней. Начнут жечь селения и убивать людей. Что же Саулу со всем ополчением спрятаться в горах? Смотреть на это да слёзы утирать?
Ещё два пожилых бениаминца замотали неодобрительно головами. Хитроватый Гист усмехнулся и заговорил вкрадчиво:
— Я, конечно, иноземного рода, но обряд обрезания совершил, чту всемогущего и всеведающего Ягбе, жертвы всесожжения соблюдаю. Потому и дерзну, как никак, посмотреть в суть дела. А суть такова, что препочтеннейший и премудрый Шомуэл, хоть и назначил Саула царём, но это ему очень невыгодно. Стар он стал, а сыновья его, хапуги и развратители, в главные судьи нипочём не годятся. Вот Шомуэл и... сердится на Саула. А как же ему не сердиться! Саул нравится большинству народа и многим могущественным «адирим», потому что платить дани пеласгам, терпеть грабежи и набеги «ночующих в шатрах» всем стало невтерпёж. Шомуэл только и знает: ждать его, жертвы приносить с ним и ни шагу без него. Что же получается? Какой напрашивается сам по себе вывод? А вот какой. Шомуэлу было бы выгоднее и приятнее довести до того, чтобы Саул не победил ни аммонитов, ни тем более пеласгов, а был бы ими разбит. И пусть при этом погибнут тысячи сынов Эшраэля. Пусть горят селения и города, пусть детей и девушек режут, как ягнят, или продадут в рабство вавилонянам. Зато Саула лишат его царского звания и венца. И тогда вся власть в Эшраэле снова будет, как вожжи у возничего, или как посох у пастуха, в руках Шомуэла.
— Может быть, и не хорошо так говорить про первосвященника, но Гист, пожалуй, прав, — подтвердил длительное разглагольствование лекаря родственник Нира, по имени Наум. — Гист, ты ведь побывал в дальних краях. Наверно, служения разным местным баалам наблюдал, и скажи... Так ли зависит решение богов от одного человека, или там по-другому?
— Как бы объяснить это внятно... — Гист поправил лиловый кидар, новый, однако ничем не отличавшийся от того, который он надевал на свою голову раньше. Больше двух лет находился он среди родственников и приближённых Саула. Ему доверяли важные дела в подсчёте и записи царского имущества, с ним о многом советовались, как с человеком учёным. Что же касалось лекарства и избавления от угнетающей власти злых духов, то здесь Гист был незаменим.
— Должен признать: в Мицраиме, например, столько богов и храмов, столько жреческого войска, что и не сочтёшь и не перескажешь. Между собой они временами враждуют и самим владыкой-энсибью, то есть царём-фараоном управляют, а всё-таки государство держат и законы у них жестокие. Есть старшие жрецы, есть младшие. Верховный жрец иной раз подчиняется царю, иной раз сам правит. Вот и первосвященник Шомуэл хочет властвовать над народом вместо царя. Обряды же в Мицраиме такие непонятные, каверзные, чудодейственные и страшные, что народ их боится хуже смерти и разорения. Но в других странах я видел ещё более странные и нечестивые служения богам.
— Расскажи, Гист, про такое капище, где ты побывал. От сравнения с чужим лучше понимаешь своё.
— По дороге вспоминать о прошедшем дело не плохое, в этом есть своя польза. Каждому уготовано знать и видеть то, что пони и ил ему бог. Нам приказывает, нас карает за непослушание Небе. Но люди далёких стран не знают о нём и страшатся своих богов или духов. С детства каждому из нас внушают: прав тот, у кого власть. Непристрастен тот, кто богат, ибо он владыка вещей, не имеющий нужды. Тот же, кто мятежник и не повинуется данному свыше расположению своей судьбы, того бог бьёт за грехи ею кровью его, как говорят жрецы Мицраима...
— И первосвященник Шомуэл не желает поступиться даже частью власти, — неожиданно вступил, как бы возвращаясь к началу, Наум, внимательно слушавший Гиста. — Мечтает своих непутёвых детей сделать господами Эшраэля, а Саула вернуть ни пашню с сохой и волами. Сам назначил его царём и сам же испугался содеянного.