— Пойди, — сказала она, — посмотри на гравенгагенскую дорогу, не видать ли мужа? Он обещал наверняка вернуться сегодня вечером. Ну, беги скорее, как только можешь.
Герд ушел с неудовольствием.
— Пятый день уже продолжается та же гонка, — проворчал он, отправляясь исполнять поручение.
— Иди же наверх, — обратилась теперь госпожа Микя к Нате. — Здесь тебе уж нечего делать, а ребенок наверху плачет.
— Иду, — ответила девушка тихим, сдавленным голосом, медленно двигаясь, как будто ее удерживало что-то позади, и к чему-то прислушиваясь.
— Ну? Пойдешь ли ты, наконец? Ноги у тебя отнялись, что ли? Господи, Боже мой, как ты стала ленива: двигаешься как черепаха! Слушай, Натя, если ты не изменишь своего поведения, придется мне раскаяться в том, что я взяла тебя снова в дом. В конце концов мне придется делать все самой. Ты ленишься, как принцесса какая-нибудь; от тебя не добиться слова, когда нужно. Ты вечно недовольна всем: наш стол тебе тоже не нравится, хотя прежде ты не находила его дурным. Наконец, и вид у тебя всегда теперь надутый такой, как у бургомистерши, этой моржихи. Ты была прежде всегда так проворна, теперь, напротив, еле двигаешься; была приветлива ко всем, а теперь смотришь какой-то дикаркой. Скажи, ради Бога, что случилось? Что с тобой?
Натя уже открыла рот, чтобы ответить дерзостью на этот вызов; но в эту минуту появился на пороге Герд и, лениво шевеля языком, сообщил, что хозяин действительно показался на дороге и скоро будет дома. Служанка замолчала, точно пришибленная, и с послушным видом отправилась наверх.
— Ага, так он вернулся все-таки, — прошептала про себя хозяйка дома. — Наконец! Ну, увидим, что он скажет?
И она прибавила громко:
— Герд, запри ворота. Сегодня все в церкви: гостей не будет. Зажги лампу. Ну, живей, лентяй, поторопись! А потом иди и ожидай в кладовой, пока тебя позовут.
Малый только что успел исполнить приказание, как вошел сам Ян. Он смотрел угрюмо и как человек, готовый выказать власть; но лицо его прояснилось, когда жена ласково пошла ему навстречу.
— Ну, вот, наконец-то ты вернулся! — сказала она, обнимая его.
— Да, да, именно наконец-то, — ответил он. — К сожалению, меня задержали на несколько дней. Ты знаешь что такое родня. Всем надо угодить: и я старался угождать. Будь доброжелателен к людям, говорит пророк: ласковое слово приятнее для слуха, нежели устам сладкое вино.
— Правду сказал святой человек, но сладкое вино восстанавливает силы путника, мой милый. Я накрою стол и подам тебе сейчас есть и пить, а потом мы поболтаем.
— Хорошо. Теперь вечер: нам никто сегодня не помешает. Иди же, заботливая хозяюшка, делай свое. Вижу, ты здорова и цветешь: это меня радует. А дитя наше надеюсь, тоже здорово. Покажи мне этого ангела.
— Он уже спит, милый Ян. Тебе придется пока удовлетвориться моим обществом.
И Микя поспешила заняться приготовлениями звеня ключами и балагуря по пути.
Когда она вышла из комнаты, он поглядел ей вслед с довольной улыбкой и опустился на мягкую скамью перед столом. Вдруг однообразные печальные звуки, доносившиеся издали, точно подкрались к нему и коснулись его уха.
— Натя поет, — пробормотал он тихо и вздохнул. Это была та самая песня побратимства, которую два года назад она напевала коварно и весело; но на этот раз, по-видимому, дело было серьезнее. Вот она:
«Храни нас Бог от бледной смерти, если совесть наша не чиста; грех давит сердце тяжелее смертной тоски, муки совести тяжелее адских мук».
— Безумная! — прошептал Ян с ядовитой гримасой. — Черт бы побрал ее песни!
И он обратился к вошедшей жене со словами: — Нечего сказать, веселые песни поет эта девушка над колыбелью ребенка. Отучи ее от этого! Похоронным напевам не место в таком заведении, как наше.
В это время голос Нати затих.
— Я и то думаю прогнать се — ответила Микя грозя рукой по направлению вверх. — А теперь милый попробуй вот этой копченой рыбы и выпей вина: о нашей прислуге мы потом поговорим… Кстати. Герд хочет уходить и требует расчета. Натя не собирается кажется уходить; но я сама отпущу ее. Это решено.
Ян вздрогнул, но не потерялся и, подавив невольное движение, ответил:
— Делай, как хочешь. Верный слуга да займет место в сердце хозяина, неверный же да будет изгнан прочь. Однако как у тебя вкусно приготовлено, Микя.
— Ну, так ешь вдоволь, милый мой, а я пока расскажу тебе все, что было здесь в твое отсутствие. Соборный смотритель прислал назад платье, сшитое для него. Он находит, что оно испорчено, и требует, чтобы ты вознаградил его за скроенный материал за его сукно и прочее: иначе он пойдет в суд.