С трудом сдерживая смех, Гелькюпер возразил:
— Вы, господин, ученый и верующий: это именно так или что-нибудь в этом роде, но я ораторствовал в Мюнстере в пьяном виде, попал в драку, во время которой ранил к несчастью, цехового старшину Штульдрегера. Хотя я тоже получил шрам от Леонгарда Прика, бросившегося на меня с ножом, но все-таки счел нужным на некоторое время оставить город, потому что Штульдрегер — шурин мстительного магистратского судьи Виндемоллера, врага всех перекрещенцев. Первые шаги мои были направлены к Випперу, и я пришел как раз вовремя: старый хозяин этой корчмы был при смерти. Он издыхал, как кот, вон в том углу, где теперь спит недавно пришедший сюда человек, впрочем он, по-видимому, проспит до Страшного Суда.
Приезжие посмотрели в мрачный угол, где на куче сухих листьев спал человек, укрывшись с головой косматой шкурой. Гелькюпер продолжал:
— Итак, хозяин умирал, а я, жалея его, опустил ему голову пониже, чтобы ускорить конец. Потом я похоронил его у забора и таким образом хозяйничаю теперь вместо него и буду хозяином до тех пор, пока мои доброжелатели из Мюнстера не придут за мной.
— Это не так-то скоро будет, — усмехнулся Ротгер. — Магистрат опять опомнился и собрался с силами; перекрещенские проповедники выгнаны из города.
— Это верно, мой мудрый парень, — улыбаясь, возразил Гелькюпер. — Но народ привел их в тот же день обратно через другие ворота. Это несомненно, и если мои вести верны, то сегодня или завтра будет конец сопротивлению мудрого магистрата. И да здравствует тогда братство и равенство! Помереть со смеху, не правда ли! Одна душа, одно тело, один союз праведных, одно царство избранных будет на земле! Ха, ха, ха!
Гелькюпер все еще судорожно смеялся, как вдруг в убогой комнате раздался громовой голос.
— Один Бог, одна вера, одно крещение! Господь да будет с вами, мои милые!
— Это Маттисен, булочник из Гарлема!
С этими словами студент и подмастерье вскочили со своих мест. Вошел огромного роста человек в странном одеянии из звериных шкур; за ним шла усталая Дивара неся маленький узел и дрожа от холода.
— Это вы, Ринальд, страдалец! — начал булочник, подавая студенту свою могучую руку. — Я не рассчитывал более увидеть вас в земном Иерусалиме. Мы спаслись от ярости языческого наместника и вернулись домой, уповая лишь на Господа. Мы похоронили старого хвастуна и ростовщика, отца этой женщины; против ожидания, не много мы получили в наследство, хвастать нечем! Во сне явился мне Господь и приказал идти в Оснабрюк, как об этом мне писал и Ян, пророк, тайно проповедовавший там. Женщина тоже согласилась на это, и мы отказались от всех земных благ, чтобы пойти туда, где, по обещанию, нам за все наши жертвы воздастся в десять тысяч раз.
В это время к нашим знакомцам неожиданно присоединился еще один собеседник.
— Глас вопиющего в пустыне, откуда ты! — спросил поднявшийся на куче листьев человек, одетый точно так же, как и Маттисен.
Они обнялись, как братья, а Дивара, радостно изумленная, целовала руки проснувшегося и шептала:
— Приветствую тебя от имени Господа, Ян Бокельсон, прославленный учитель, апостол среди язычников!
— Ян, вы ли это! Ваше появление настоящее чудо! — воскликнул студент восторженно, протягивая руку бледному, испитому молодому человеку.
— Бокельсон, портной из Лейдена! — воскликнул немного испуганный Ротгер.
— Глас вопиющего в пустыне, откуда ты? — торжественно повторил Ян, наморщившись и, в то же время, тихонько ободряя Дивару незаметным пожатием руки. — Горе нам, брат, предсказания пророков еще не исполнились; и знай, что Ваал торжествует, но ты все-таки иди вперед, а я уж не могу больше бороться.
— Как это, Ян? Разве ты не писал, что…
— А разве я только что не сказал: в Оснабрюке победил Ваал, и здесь, пред тобой, оклеветанный, изгнанный апостол Небесного Отца! Безумие там взяло верх, и я ухожу, снимая с себя овчину Крестителя, ухожу ждать в своей хижине лучших дней.
— Лицемер! — пробормотала сквозь зубы Дивара, так что ее слышал только Ян, робко отскочивший от нее.
Но Маттисен с силой произнес:
— А что если дом твой снесен бурей, и несчастье постигло всю твою семью? Ты, видно, согрешил, Ян; иначе Отец Небесный открыл бы тебе, что случилось с твоими близкими. Твоя жена Микя с ребенком в тюрьме. Берегись показываться в Лейдене. Бергем — твой враг, равно как и твоя сестра, там у тебя нет ни одного друга!
— Что мне делать? — спросил растерявшийся Ян. Ему все еще мерещилась погоня за ним из Оснабрюка.