— Вот он — избранник Отца Небесного!
— Аллилуйя!.. — запели мюнстерцы и цесфальдцы. — Мы недаром оставили дома свои и не напрасно раскинули сети!
— В чем дело? Чего вы ищете? — спрашивал Маттисен строго и торжественно.
Ротгер и Ринальд не могли объяснить себе присутствия Петра Блуста в этой толпе.
Петер Блуст между тем склонился перед Маттисеном и сказал, растягивая слова:
— Как сказано, должно совершиться паломничество, но не в Рим и не ко Святому Гробу Старого Иерусалима, а к яслям Нового Сиона. Идут верующие из Гельдерна, Брабанта, Тюрингена и Дании… Эти ясли язычники зовут Мюнстером. И я также был в числе тех странников и сидел на берегу Вифезды[36].
— И ангел Господен возмутил воду, — ревностно прервал его Дузентшуер. — Тогда язычники были побеждены, и отныне царствие Христово и истинное крещение будут возвещаемы без помехи!
— И апостол Роттман, благословленный Господом, — продолжал Блуст, — говорил вчера с кафедры: «Пусть выйдут верующие из всех городских ворот и очистят дороги от епископских слуг; в знамении Союза встретят они пророков Илью и Еноха; и они последуют, за ними и будут проповедовать в Мюнстере, и возродят народ к новой вере».
— И мы прогнали епископских слуг, — кричали в толпе, — и дошли до Цесфельда, и Божий человек Дузентшуер пошел с нами навстречу пророкам.
— Илья и Энох! — воскликнул вдруг золотых дел мастер и упал к ногам пророков.
Блуст, в свою очередь, склонился перед Яном, который не верил глазам и ушам своим. Толпа, потрясая оружием и посохами, тоже восклицала:
— Илья и Энох, восставшие от смерти пророки и апостолы.
Бокельсон спросил Блуста:
— Скажи, брат мой, что ты замышляешь против меня? Вспомни последний наш разговор и скажи, могу ли я верить твоей дружбе?
На это Блуст, не глядя на него, ответил:
— Не судите да не судимы будете. Разве я могу знать; вправе ли я был упрекать тебя? Быть может, ангел Господен говорил тогда твоими устами для того, чтобы испытать меня. Или, может быть, и то, что дьявол тогда овладел языком твоим против твоей воли, чтобы завлечь меня в свои сети и обнаружить мое малодушие. Не слишком ли коротко время нашей жизни, и должно ли терять его в пререканиях? Ты — светоч на земле, я только искра, а малое должно покоряться великому. Если ты погрешил в чем в жизни, ты искупишь это многократно, когда водворишь в Мюнстере новое царство Израиля и просветишь народ. Там средоточие мира, села[37].
— Чего вы кричите — Илья и Энох! — с жаром воскликнул Ринальд, ставший открытым приверженцем голландских крестителей. — Этот зовется Иоанном, и он есть Креститель, предтеча Господа!..
— И меня тоже зовут Иоанном, — сказал Маттисен косо взглянув на Ринальда.
Но граждане ответили:
— У нас существует предание, что в тяжелые времена придут Илья и Энох и уничтожат зло и притеснения, и мы будем так называть вас, потому что на вас указал Роттман как на пророков, пришедших спасти нас.
— В Мюнстер! В Мюнстер! — восклицала фанатичная толпа.
Ян и Маттисен обменялись значительными взглядами. Но пекарь шепнул, ему:
— Будем единодушны и воспользуемся благоприятной минутой. За наши лишения и жертвы народ вознаградит нас.
— Там, на дороге, ждут телеги и лошади, — говорили мюнстерцы.
— Нет, мы пойдем пешком, в прахе, как подобает нам, — возражали пророки.
Гелькюпер лукаво подстрекнул горожан:
— Глупцы! — сказал он. — Вы забываете, что ведь кумиров носят на плечах.
Петер Блуст и двое мюнстерцев в самом деле подняли Боксльсона на плечи. Другие понесли также Маттисена. Ринальд последовал за ними, сопровождая Дивару.
Дузентшуер, затянув псалом, снова пошел впереди воющей толпы. Гелькюпер, узнав о столь благоприятном для него обороте дел в Мюнстере, бросил ключи от дома «На Виппере» на стол, воскликнув:
— Пусть хозяйничает здесь, кто хочет! Я же не намерен прозевать интересное представление в Мюнстере. Едем же, Ротгер, не стоит вам очень огорчаться холодным приемом вашего отца: у него в голове не все в порядке… Но что делать! Глупые люди тоже нужны на свете, хотя бы для того, чтобы знать, кто не дурак.
Ротгер покачал головой и печально ответил:
— Бегите, если хотите, за этими комедиантами. Я предпочитаю остаться здесь и похоронить этот труп. Бедный сирота, я буду думать, что хороню свою мать.
Глава V. Победа в Израиле
36
Вифездой называлась в древнем Иерусалиме купальня у Овечьих ворот. В нее порой сходил ангел Господен и возмущал воду, и кто первый влезал в купальню по возмущению воды, тот избавлялся от болезней.
37
Темного происхождения слово, встречающееся в Псалтыре. По всей вероятности, оно означало перерыв в пении псалма, наполнявшийся трубными звуками. Села обыкновенно встречается в конце строфы. Оттого это слово употребляется как аминь, конец.